Он до сих пор, когда слышит эти песни, вспоминает маму, а самая красивая из песен – вот эта:

Недавно он нашел ее в интернете и слушал несколько раз подряд, и плакал… Хорошо, что дома никого не было, и дети не видели, как взрослый, здоровый мужик ведет себя словно ребенок. А он плакал от того, что не понимал, как теперь соединить то, что кричит из телевизора: «Ми будемо бити москалiв, жидву та iншу сволоту! Україна для українцiв», «Крым будет или украинским, или безлюдным!» с тем, что кричало и плакало в его сердце, и песню эту про белую птаху, которую пела его мама – веселая, добрая, тогда еще живая… Он чувствовал себя так, как русский дворянин в 1917 году где-нибудь в Константинополе, Шанхае, Чехии, Париже, потерявший после переворота свою родину – ту Россию, которой больше не было, а эта, другая страна – чужая и непонятная, что выросла, как нарост на теле его родины, разросшийся и сожравший ее полностью… Мою родину забрали бандеровцы, – думал Николай. Кому он мог рассказать об этой утрате, об этой пустоте, образовавшейся в нем?

Когда приятель из Киева сообщил ему уже заезженную «новость» о том, что русские оккупировали Восточную Украину, он даже не стал с ним спорить, только спросил:

– Ты сам лично видел русских солдат?

– Нет, я не видел.

Еще бы, – подумал Николай, и вспомнил известный пример о черной кошке, которую трудно найти в темной комнате, особенно, если ее в ней нет. В роле этой самой кошки выступали и русские «оккупанты», которых никто не видел, но все слышали о том, как они зверски убивают женщин и детей. В горле у него клокотало, но он сдерживал эмоции, потому что внезапно до него дошла простая и очевидная мысль: они хотят в это верить, и потому верят. Ведь существует интернет, где можно посмотреть еще и другие версии о происходящем, например тот факт, что украинским и европейским наблюдателям была предоставлена возможность облететь наши территории, граничащие с Украиной, для того, чтобы убедиться: русские не готовятся к войне, и ведь они не обнаружили никакой боевой техники у границ. Небывалый случай в международной практике, но нам настолько самим надоело оправдываться в том, чего не совершали, что пошли и на это. Вероятно, украинскому народу не сообщили такую информацию. Зачем? Это успокоит людей и подорвет великую ненависть к своему главному врагу – России, а тем, кто руководит сейчас их сознанием с помощью СМИ в заданном направлении, ни к чему менять вектор силы. Внешний враг – это отличный выход, когда всё рушится: есть на кого свалить вину, потому что плохого президента скинули, а при новой власти жить стало еще хреновей. Такая вот незадача. О чем ему было говорить с позвонившим сотоварищем? Он сказал:

– Удачи.

И повесил трубку. За всеми этими «экзотическими» заявлениями и патологической истерией Николай перестал видеть и различать лица своих друзей и родных людей, для которых он теперь стал чужим. Он ясно чувствовал эту зону отчуждения между собой и тем миром, что раньше был и его тоже. Тяжелый выдох всё чаще выходил откуда-то из глубины – из самого сердца.

– Ну, что ты так переживаешь? – спрашивала Наталья. Все у них сто раз поменяется. Они еще в своей власти между собой передерутся или деньги не поделят. Какая-то перманентная война всех против всех.

– Похоже на это, – ответил он, – убивать неугодных уже начали… И как это ни страшно, объединяет их пока что единственная вещь – ненависть к москалям. Проще найти врага и виновника своих бед, нищеты, краха, который вот-вот накроет страну. Этого я боюсь больше всего, если даже Восток и Юг думает так в не малой своей части.