– Эй, мужики? – позвал коллег Костя.

Те прервали процесс добычи клубнеплодов, и повернулись в его сторону.

– Мужики, вы здесь давно? – спросил Костя.

– Здесь, это где? – прошамкал беззубым ртом пятидесятилетний дядя.

– В Цитадели. Давно сюда прибились?

– Ну, я два месяца как.

– Не видел тебя прежде.

– Да я почти все время на ферме провожу, и ночую там. Скотником определили, присматриваю за куриным поголовьем. А сегодня вот на картошку бросили.

– Ясно, – произнес Костя. – А ты?

Свой вопрос он адресовал прыщавому мужчинке с полным трагизма лицом.

– Давно, – буркнул тот, и отвернулся, собираясь вновь приняться за работу.

– А давно, это сколько? – не унимался Костя. – Месяц? Два?

Мужчинка застыл на месте, какое-то время молчал, а затем выговорил едва слышно:

– Где-то год.

– Год! – ахнул Костя. – А чем ты занимаешься? Ну, сейчас на картошке, а вообще?

Мужчинка громко шмыгнул носом, и полным страдания голосом вымолвил:

– Я землекоп.

Костя от изумления уселся задом на холодную землю.

– Целый год проторчал в Цитадели, и все еще землекоп? – простонал он. – Я так и знал, что нам наврали. Не светит нам тут никакого карьерного роста, так и будем раствор мешать да дрова рубить, пока ноги не протянем.

– Да подожди ты паниковать! – попытался успокоить товарища Павел.

Он покосился на прыщавого страдальца, и добавил чуть слышно:

– Может, это он сам виноват, что за год выше землекопа не поднялся?

– А я тоже, что ли, сам виноват, что уже третий месяц ишачу тут, как проклятый, за еду? – взорвался Костя. – Я готов на что угодно. Испытание, там, пройти, экзамен сдать. Но ведь никто этого и не предлагает. Как вообще тут дела делаются?

И он уронил голову в полном расстройстве чувств.

Павел попытался подбодрить товарища, и предложил:

– Давай так поступим: как закончится уборка картошки, найдем Андрея и побеседуем с ним. Может, он о нас просто забыл?

– Может, – неохотно согласился Костя.

Он поднялся с земли, и вновь принялся выбирать из грунта облепившие куст картофелины.

За месяц совместного труда и проживания Павел успел сдружиться с Костей. Они были примерно одного возраста, одного, так сказать, круга, и обнаружили немало общих интересов. Большая часть тех интересов, разумеется, осталось в прошлом, но зато было о чем поговорить, что повспоминать, а это уже немало. Павел рассказал новому другу историю своих злоключений, начиная с того дня, когда его девушка превратилась в нежить и попыталась загрызть его. Костя тоже поведал свою историю. Она оказалась гораздо более разнообразной и бурной, чем у Павла. В отличие от него, Костя после конца света не избегал людей, и успел побывать аж в трех разных группах. Но ни в одной из них ему задержаться не довелось. И причина крылась вовсе не в скверном характере самого Кости, тот был вполне терпимым человеком, разве что излишне вспыльчивым, а в том, что стоило ему примкнуть к какой-то группе, как с ней тут же происходила беда. Один его коллектив на ночном привале съели зомби – подкрались под покровом тьмы, беззвучно набросились и стали пожирать заживо. Самого Кости тогда в лагере не было, он отправился к расположенному неподалеку озерцу с целью рыбалки, и проторчал там до утра. А когда вернулся, то обнаружил на месте лагеря кровь, кишки и кучки пожеванной человечины, а еще некоторое количество мертвецов с многозначительно раздувшимися животами.

Другая его группа решила форсировать реку на лодке. Река была широкая, лодка старая, а на дворе отнюдь не лето. Загрузились, отчалили. И вроде бы все шло хорошо, пока они не оказались на середине реки. Тут нерушимый закон подлости дал о себе знать, и в лодке сразу открылось два десятка течей. Не успели мореплаватели опомниться, как их суденышко пошло на дно, а сами они оказались в холодной воде. Ситуацию усугубило еще и то, что все были тепло и тяжело одеты, увешаны оружием и личными вещами. Костя оказался единственным, кто еще в лодке успел сбросить с себя куртку, оставшись в одном легком свитере. Это и спасло ему жизнь. Потому что до берега сумел доплыть он один. А все его товарищи, отягощенные намокшей одеждой, навечно остались в той злополучной реке.