Далее повисла тишина, мы шли по дороге и просто молчали. Профессор прервал эту тишину.

– Мне уже немало лет, я достаточно давно лечу людей и многое видел. А с годами и опытом приходит мудрость. Хотите мудрый совет?

– Хочу, – почти бесшумно произнесенное слово едва ли было услышано, поэтому я продублировал ответ кивком головы.

– Не тратьте оставшееся время и деньги в попытках найти спасительное лечение. Не уподобляйтесь рыцарям Круглого стола – их бесконечные поиски не помогли им отыскать Святой Грааль, в последний свой день жизни каждый из них был так же далек от него, как и в первый день поисков. Потратьте это время на тех, кто вам дорог, для них и для вас это будет очень важно.

Остаток дня я провел на работе, размышляя над словами профессора. Решений сейчас точно никаких принимать не стоило, поэтому я просто пытался совладать с эмоциями, которые не давали сосредоточиться ни на чем другом.

Готовить сегодня решительно не хотелось, поэтому я заказал еду из ресторана. За ужином и я, и Валя молчали. Мне не хотелось сообщать итоги разговора с профессором, она, видимо, поняла, что раз я ей не написал в течение дня и не говорю ничего сейчас – хороших новостей нет. И раз она тоже ничего не говорила, значит, и ей не удалось как-то продвинуться в поиске решения.

Надо найти хоть что-то позитивное.

– Знаешь, а голова у меня совсем не болит. Вот прямо с тех пор, как я вышел из больницы.

– Это хорошая новость, – отозвалась жена, – мы посмотрели друг на друга и через секунду опустили глаза в тарелки и снова замолчали. Было ли это действительно хорошей новостью, никто из нас не понял. Что теперь вообще можно считать хорошими новостями?

– Я был сегодня у профессора Лазарева. Он сказал, что диагноз верен и можно даже не пытаться найти другой, – еще раз попробовал возобновить разговор.

– Да, я тоже сегодня через некоторые медицинские онлайн-сервисы проверила результаты МРТ – все подтвердили, что ошибки нет и это опухоль мозга, глиобластома с высокой вероятностью.

– Значит, у меня есть два пути: не лечиться и мучительно, и быстро умереть и лечиться химией и радиацией и умереть не так быстро, но все же мучительно, – договаривая последнее слово, я уже видел, как Валек вскочила со своего стула и, огибая стол, летела ко мне. Она меня очень крепко обняла, и я почувствовал, как что-то касается моей шеи, а потом двигается по ней вниз. Заплакала.

– Мы что-нибудь придумаем! Мы что-нибудь обязательно придумаем, слышишь! Мы не сдадимся, я не сдамся!

Я взял ее за плечи, она перестала обнимать меня, и я, наклонив голову, прислонился лбом к ее лбу.

– Конечно придумаем, – немного улыбаясь, произнес я и поцеловал жену.

Больше ничего говорить я уже не мог, подкативший к горлу ком словно парализовал голосовые связки. Да и сказать хотелось совсем другое – хотелось попросить прощения за то, как я подвел ее. Держаться было очень сложно, я не хотел, чтобы жена видела мои слезы.

Следующие две недели были неким испытанием на прочность как для нас самих, так и для наших отношений. И я, и жена пытались найти или придумать выход из сложившейся ситуации. Мы почти не проводили время вместе, так как все время вне работы было занято поисками. Не смотрели фильмы по вечерам, не устраивали прогулки по городу по выходным. И стали отдаляться друг от друга, стала нарастать внутренняя злоба на себя и бессилие из-за отсутствия результата.

У меня все это накладывалось на страх и чувство несправедливости. С каждым днем увеличивалась апатия, не хотелось ничего: ни работать, ни вставать с кровати по утрам, ни продолжать бессмысленные поиски. Как же был прав профессор со своим примером про Святой Грааль!