Выскользнув в коридор и убедившись, что там никого нет, она добежала до туалета, где придирчиво оглядела себя в зеркале. Гусиная кожа… красные пятна от холодного ветра… растрепанные волосы… ну, это поправимо. Она слегка поработала над прической, подправила макияж, и самое главное – придала своему лицу надменное выражение убежденной в своей неотразимости светской красавицы. Прежде чем выйти в коридор, не удержалась и взглянула на камею.

Плоский резной камень в золотом обрамлении был прекрасен. Нежное женское лицо казалось таким живым, что трудно было поверить в то, что ему две с половиной тысячи лет…

– Неплохо выглядишь, бабуля! Мне даже кажется, что мы с тобой чем-то похожи! – прошептала Лола и спрятала камею обратно, в укромное местечко на груди.

Она вышла в коридор и как ни в чем не бывало направилась вниз по широкой лестнице.

Охранник уставился на нее с удивлением, но Лола высокомерно изогнула брови и проговорила:

– Скажи старшей горничной, чтобы сменила мыло в туалете! Оно так пахнет, что собаки разбегаются!

Найдя Леню среди гостей, Лола подошла к нему сзади и шепнула:

– Все в порядке! Но это было не так просто, как ты обещал!

– Слава богу! – отозвался Маркиз. – Я уже начал беспокоиться! Тебя так долго не было… Хочешь шампанского, детка?

– Благодарю покорно! – Лола передернулась. – Мне бы спирта медицинского… или хотя бы коньяку грамм двести… и скорее домой!

– Да, нам действительно нужно поторопиться! – озабоченно проговорил Леня, оглядевшись по сторонам. – Пока Костоломов не заметил пропажу… Да и наши голубки скоро должны проснуться!


Известно, что человек, потерявший сознание, возвращается к жизни постепенно: сначала осязание и слух, потом уже зрение. И только потом человек осознает, что с ним произошло и где он находится.

Андрей Зайковский долго выходил из сна, приближенного к обмороку. Сначала он осознал, что ему очень и очень неудобно. Он лежал скорчившись, в один бок упиралось что-то острое, в другой бок немилосердно дуло. Пахло пылью и еще чем-то давно забытым и чрезвычайно неприятным. Кажется, клопами, с удивлением осознал Зайковский. Он пошевелился, и тотчас кто-то стукнул его по уху, но не сильно. Рука затекла, он попробовал пошевелить ею, но мешало что-то живое и теплое. Это живое завозилось и тоненько застонало.

Зайковский понял, что нужно срочно открыть глаза.

Лучше бы он этого не делал, потому что взору его предстала ужасающая картина. Он лежал на жутком продавленном диване, и все пружины впивались ему в спину. Темная комната с низким потолком тонула во мраке. Лишь вдалеке виднелся свет. Но не яркий.

Кто-то упорно возился рядом с Зайковским, он скосил глаза и увидел женские ноги, причем одна даже в туфельке. Туфельку эту он узнал – только Надин могла носить такой маленький размер. Зайковский осторожно провел рукой по щиколотке и выше, дошел до коленки и понял, что это именно тот острый предмет, который впивается ему в спину. Странно, он никогда не думал, что у Надин такие острые коленки…

Нога снова пошевелилась и нацелилась ему в глаз каблуком туфельки. Зайковский отпихнул ноги и попытался сесть. Это удалось ему с третьей попытки, зато он увидел остальную Надин у себя в ногах. Они спали валетом.

Вдалеке, там где свет, задвигались какие-то тени.

– Эй, кто-нибудь! – крикнул Зайковский, готовясь к самому худшему и зажав в руках туфельку Надин с острым каблуком, потому что никакого другого предмета для защиты поблизости не наблюдалось.

Вскоре появился перед диваном тщедушный старичок в аккуратной, хотя и далеко не новой спецовке.

– Эге, паря! – весело заговорил он. – Никак проснулся! Хорошо поспали?