О’Хара еле заметно улыбнулся:

– Да нет. Просто я слышал, что всех агентов ФБР усыпили еще в гараже. Кроме тех нескольких человек из автобуса для прессы, которых потом столкнули с моста.

– Мы обычно не ставим все на одну карту.

– А агенты ФБР обычно не раскрывают себя.

– Только не я. Готов раскрыть себя любому, когда у меня возникают проблемы. И сейчас у меня действительно возникла проблема.

– Ну что ж, если это не идет вразрез с этикой…

– Гарантирую, что служителю Гиппократа не придется краснеть. Ведь вы не сочтете неэтичным помочь упрятать Брэнсона за решетку?

– Это вы тоже гарантируете?

– Нет.

– Можете рассчитывать на меня. Что я должен сделать?

– С нами тут молодая красивая журналистка, тоже фотограф, с необычным именем Эйприл Уэнсди.

– А, зеленоглазая блондинка! – оживился доктор.

– Вот именно. Мне нужно, чтобы она доставила на берег, если можно так выразиться, кое-какое послание и часа через два привезла мне ответ. Я собираюсь зашифровать свое сообщение, отснять его на пленку и кассету отдать вам. Она размером с полсигареты, и вам будет легко спрятать ее среди всех этих ваших баночек и скляночек. Кроме того, никто не усомнится в честности медика.

– Посмели бы они! – с чувством произнес О’Хара.

– У нас еще есть время. Я должен подождать, пока господа Мильтон, Квори и Хендрикс не покинут мост. Надеюсь, к тому времени объявится неизвестно где скрывающийся мистер Хагенбах.

– Хагенбах? Это тот старый обманщик…

– Вы говорите о моем уважаемом работодателе. Итак, вернемся к вашей машине. У вас там обычный комплект инструментов и лекарств, плюс реанимационное оборудование, плюс еще кое-какие инструменты, чтобы накладывать швы. Не думаю, что имеется что-то более изощренное.

О’Хара кивком подтвердил это соображение.

– Поэтому вы не можете сделать рентген или клинический анализ крови и, разумеется, не можете проводить хирургические операции, даже если бы у вас был анестезиолог, которого у вас, кстати, нет. В таком случае я предлагаю вот что: примерно через час мисс Уэнсди почувствует себя очень плохо, и вы поставите диагноз, который может потребовать немедленной госпитализации – врач ведь не может рисковать! – а возможно, и операции. Какой-нибудь там острый аппендицит, или подозрение на перитонит, или еще что-нибудь в этом роде – лучше не спрашивайте меня.

– Да я и не пытаюсь. – О’Хара посмотрел на Ревсона с неодобрением. – Вы, видимо, не понимаете, что даже самый неопытный студент-медик, у которого молоко на губах не обсохло, способен диагностировать аппендицит, что называется, не вынимая рук из карманов.

– Я это понимаю. Но будь я проклят, если я смогу поставить такой диагноз. Уверен, что здесь, кроме вас, никто не сможет этого сделать.

– Пожалуй, вы правы. Но вам следует предупредить меня минут за пятнадцать-двадцать до того, как я должен буду позвать Брэнсона. Я сделаю ей пару уколов, чтобы симптомы стали заметными. Ничего опасного.

– Мисс Уэнсди предупредила меня, что боится боли.

– Она ничего не почувствует, – заверил О’Хара голосом бывалого дантиста. – Кроме того, это ведь ради нашей страны. – Он внимательно посмотрел на Ревсона. – Кажется, через два часа ваши друзья-журналисты будут передавать свои материалы через барьер на южном конце моста. Вы не могли бы дождаться этого момента и передать то, что вам нужно?

– Ну да, и получить ответ голубиной почтой на следующей неделе. Нет, ответ мне нужен сегодня же.

– Похоже, вы торопитесь.

– Во время Второй мировой войны Уинстон Черчилль обычно давал своим военным и гражданским сподвижникам исчерпывающие инструкции из двух слов: «Действуй сегодня». А я большой поклонник сэра Уинстона.