– Ты мент или сука?

Этот вопрос, очевидно обращенный к нему и ни к кому другому, был первым, что он услышал, очнувшись от ушата холодной воды в лицо. В голове стоял звон, и с каждым ударом сердца, толкавшим кровь по малому кровеносному кольцу, боль врывалась в нее и билась о черепную коробку, как волны во время шторма бьются о прибрежные скалы. Сергей захотел сказать, что он не то и не другое, что он никогда не служил в милиции и уж точно никого и никогда не предавал, а значит, он никак не может быть сукой. «Колымские рассказы» Шаламова тогда еще не нашли своего читателя и точного значения этого понятия он не знал.

– Чего молчишь? Зачем пришел? Я знаю, кто ты, – говорил сидевший рядом с ним на корточках парень.

Сергей теперь и сам узнал его. Когда-то его исключили из их школы за кражу, и малолетка отправился прямиком в «университеты», которые Горькому и не снились. Сергей продолжал молчать. Мысли его метались с одной на другую, и он с ужасом понимал всю безысходность своего положения.

– Что, стенка тонковата и вчера ночью ты расслышал, как здесь делили рыжье? – сам ответил за него сосед. – Ладно, это мой косяк, я его и исправлю. На, возьми, считай, что это твоя доля, – говоря это, он протянул лежащему на полу подростку увесистый кулек, свернутый из газеты и перемотанный синей изолентой.

– Ты отпустишь меня? – с надеждой в голосе и еще боясь пошевельнуться спросил Сергей.

– Иди с богом, касатик, живи правильно. Пикнешь – вырежем всю семью.

Вернувшись домой, Сергей долго лил перекись водорода на порезы. Кровь, запекшаяся в спутанных волосах, мешала процессу, а когда он попробовал вымыть голову под душем, ранки открылись снова, и в ванну потекла розовая вода. Проколы на руке и бедре оказались совсем не опасными, ни кости, ни нервы задеты не были, и, залив их йодом и проклиная от боли все на свете, Сергей перебинтовал их, успокаивая себя тем, что и раньше на нем все заживало как на собаке. В кульке, который он разложил на письменном столе, сдвинув в сторону списки вопросов, обычно встречающихся на экзаменах, оказались в основном кольца без камней и множество тонких цепочек пятьсот восемьдесят третьей пробы. Такие обычно носили поверх свитеров небогатые женщины, получившие от советской власти чистую работу. Все ценники были на месте, и Самсонов, подивившись тупости похитителей, начал их срезать маникюрными ножницами. Взяв калькулятор и переведя полученную в итоге сумму в свободно конвертируемую валюту, он получил около двадцати трех тысяч. Глянцевые ярлычки он сжег в железной миске, а пепел утопил в унитазе. Само золото он спрятал в углу под паркетной доской, которая давно отошла и свободно снималась с места после неудачных упражнений с гирей. Дабы избежать справедливого родительского гнева, он переместил на разбитый паркет свою кровать под предлогом необходимости большего пространства для учебников. Теперь старая уловка обрела новый смысл, и он не поленился закрепить паркетную доску маленькими гвоздиками, которые незаметно вбил по торцам.

После всех проделанных манипуляций он еще долго не мог успокоиться, и его тело охватывала мелкая дрожь. Ко всему прочему страх схватить лихорадку или столбняк от непонятного металлического штыря не давал ему покоя. Истории про заражения трупным ядом были излюбленными темами для разговоров подростков, среда обитания которых становилась с каждым годом все агрессивнее. На смену таким фильмам, как «Летят журавли», пришли «Рэмбо» и им подобные. Несколько раз он мерил себе температуру и поливал запекшиеся проколы йодом. Как ни странно, все обошлось, и к вечеру ему удалось взять себя в руки.