Ну, наконец-то! Вот он! След нарушителя! Вопиющий факт несоблюдения режима! Вызов уставному порядку!

Глаза старшего лейтенанта лихорадочно заблестели.

– Это что ещё такое!?

– Что? – посмел уточнить сержант.

– Что! Что! – передразнил командир подчинённого. – Вот это! – он ткнул пальцем в решётку сливного отверстия в полу. Застряв, как головёшка в колоснике, наглый окурок предательски демонстрировал улику произведенного кощунства.

– Бычок, – классифицировал предмет дежурный.

– Вижу, что не тёлка! Значит, в твое дежурство здесь курят, сержант?

– Никак нет, товарищ старший лейтенант!

– Не врать! – взвизгнул Мотыгин. – Если есть окурок, значит курили!

– Так точно, курили!

– Вот!!! – ротный ударил себя по бедру и едва не подпрыгнул. – Противоречие налицо! Курят, значит!

– Так точно, курят!

– Ага-а-а! – победоносно затянул Мотыгин.

– Курят, – повторился Острогор, разглаживая своё лицо после кислой гримасы, лёгшей на него под воздействием офицерского вопля. – Но не здесь. Полагаю, что окурок прилип к чьей-то подошве и таким образом был сюда занесён.

– Ты что городишь, Острогор! Что за ахинея!

– Такое часто бывает! И чего только к сапогам ни липнет: и хвоя, и чешуйки шишек, и былинки, и травинки… Вот и бычок, уверен, тоже таким макаром тут очутился.

– Если бы он был на подошве, то он был бы в лучшем случае расплющенным! А этот весь аккуратненький! Видишь, совсем даже не помятый!

– Понятное дело! – с видом маститого эксперта ответил дежурный. – Вот вы, товарищ старший лейтенант, с фильтром курите, а мы – термоядерные! Там же одни брёвна да шпалы! Их никакой сапог не деформирует!

Насчёт табака это было абсолютной правдой. Он был низкосортным и убийственно ядовитым. Личному составу выдавались сигареты «Охотничьи» и «Гуцульские». На зеленоватой пачке «Охотничьих» красовался меткий стрелок с двустволкой, палящий из камышей по уткам, на второй – западно-украинский пастух, выгуливающий стадо баранов в Карпатах.

Сверхкрепкое курево было невообразимо сногсшибательным и могло свалить наповал не только лошадь, но и табун мустангов. Забитый в бумагу табак так драл горло и прожигал лёгкие, что солдаты присвоили сигаретам почётные титулы: «Смерть на болоте» и «Смерть в горах».

На совместных военных учениях вооружённых сил СССР и ГДР братья по оружию из Варшавского блока делились, как это водится, табачком. Немецкие вояки не могли сделать и трёх затяжек из дешёвых и сердитых сигарет. Советский никотин заставлял их взглянуть на мир новыми глазами. Навыкате. С тенденцией к покиданию орбит.

Когда Острогор первый раз попробовал эту отраву, то удивился, почему вся курилка с беспардонным равнодушием и нахальным безразличием игнорирует затмение солнца! Причём, внезапное и совершенно полное! Где возбуждённая реакция толпы? Где захлёбывающееся клокотание гортаней? Где, в конце концов, коллективное восхищение столь редчайшим астрономическим явлением?

Но когда ложное впечатление, вызванное потемнением в глазах от ударившей в голову мощнейшей порции ядовитой смеси, заместилось осознанием происходящего, Сергей впал в ступор. Угодив в тенета кратковременного удивления с лёгким креном в сторону стресса, он опустился на скамейку, напряжённо ожидая, пока пройдёт куриная слепота.

Когда пелена с глаз спала, Острогор обвёл курилку мутным взглядом. На его счастье никто не заметил его минутную слабость. С того дня сквозь дыхательные пути солдата прошли обширные массы дымовых потоков специфического табака, вызвавшие привыкание с последующей зависимостью. Но мы отклонились от эпизода. Итак!

Старшего лейтенанта Мотыгина, давнего поклонника болгарских «БТ», подробные объяснения Острогора нисколько не убедили. Мало того – разозлили его.