Рядом с ней и сын был, мальчик Юра.
Тихо прописи в тетрадь писал.
На меня смотрел по детски, хмуро.
И стихи всем о весне читал.
Но уже тогда, в начале жизни,
Юра с хитрицой на всё смотрел.
И порой мучительно, капризно,
Понимать жизнь просто не хотел.
Мог солгать. Мог запросто подставить.
Мог толкнуть. Дать сдачу, с горяча.
Мог всех сдать, свои дела поправить,
Рубануть! Ну… так сказать, с плеча.
А меня он, просто ненавидел.
Я не понимала, почему?
Может быть его кто-то обидел?
Или я не нравилась ему?
Он хотел быть лидером, и в классе,
Часто говорил нам, что он прав.
Я не относилась к его «рассе».
И ходила, голову задрав.
В первом классе часто он лукавил,
Лгал с восторгом, с радостью, при всех.
И однажды, он меня подставил
С кражей ручки, на глазах у всех.
Нам их подарил один знакомый,
Он с Кавказа ручки те привёз.
Юрка поломал свою и дома,
Спрятал всё. А мне… разбили нос!
Дальше жизнь. Мы все росли. Взрослели.
К нам пришла прекрасная пора.
В грязь, в пургу, и в бури, и в метели,
Шли мы в школу, на урок с утра.
Пятый класс. Не много и не мало.
– Первый раз идешь ты в пятый класс!
Так однажды мама мне сказала.
Помню это точно, как сейчас.
Класс наш был большим. Такое дело —
Пятьдесят детей. Вот это да!
Но спокойно, прямо, гордо, смело…
Нас учила местная «звезда»!
Переехав из другой глубинки,
Поселилась здесь же, у ворот.
Дом её стоял на спуске с рынка,
Школьный двор глядел воротам в рот.
Было ей тогда чуть-чуть за тридцать.
Но имела она жуткий нрав.
Как же так могло со мной случиться?
Кто тогда был прав, а кто не прав?
А потом, я стала разбираться,
В жизни сущей, где уже тогда
Я себе могла во всём признаться,
И в реальность вжиться на года.
Юра же, по прежнему кичился,
Глупой «правде» вил «стальную» нить.
А по сути, он в меня влюбился
И не знал, как правду пережить.
А «звезда», смеясь, такое дело,
Всем на зло, судьбе на перекор,
Посадила Юру рядом, смело,
Пяля глазки на него, в упор.
Не с собой, конечно, посадила,
А ко мне за парту, на краю
Стул стоял в проходе, где не смело,
Юра ручку грыз в зубах свою.
Так сидел он год иль два, не знаю…
Только помню, как однажды вдруг,
Юра класс собрал, не понимая,
Что творит историю вокруг.
Если бы для дела, то и ладно,
Я не стала бы стихи писать.
Но Юрок, переборщил изрядно.
И мне есть теперь вам что сказать.
Ненависть ко мне росла годами.
Ненависть его имела цель.
Чёрной масти кошка между нами,
Пробежала здесь – «от сель до сель».
Класс собрав, Юрок всем дал задание,
Подключив фантазию свою.
Это первый шаг был к истязанию,
Что упал на голову мою.
А Юраш, тем временем, искусстно,
Продвигался дальше, по прямой.
И свои безжалостные чувства,
Для меня, всегда носил с собой.
Тех, кого с презрением воспитали,
Горе папы, мамы и семья.
К другим детям жалости не знали.
Через эту боль прошла и я.
Думал ли тогда Юрок, что позже,
Я заставлю всех смотреть мне в след,
Но об этом расскажу попозже,
И в стихах, друзья, вам дам ответ.
А тогда, в моих восьмидесятых,
Мальчик Юра с гиком, ликовал.
Иногда, в своих штанах помятых,
Ужас наводил на наш квартал.
Но, не буду искушать судьбу я.
Дам отчасти всем простой совет:
Прежде чем на жизнь смотреть чужую —
Посмотри своей в начале в след!
Как я выжила тогда? Не знаю…
Господь Бог меня, наверно спас.
До сих пор судьбу не понимаю.
Окунаясь в правду каждый раз.
Что же сделал всё же мальчик Юра?
Главное зачем? И для чего?
Виновата здесь была культура…
Юра Лузин, звали все его.
Он собрал весь класс для цели гнусной.
Чтобы жутких прозвищ миллион,
Дать при этом мне и всем искусстно,
Рассказал, что делать дальше он.
Я, придя в наш класс однажды утром,
Обнаружила такой расклад:
Здесь подробности я помню смутно.