– Летом здесь очень красиво. Речка внизу. Скалы как на Кавказе, – сказала восторженно Вера. Её голубые глаза осветились мечтами, и лицо сразу стало воодушевленным, загадочным. Сколько же на её памяти разных встреч, впечатлений, интересных случаев из жизни? Ведь по возрасту она старше нас.

– Серёжа, ты хотя бы костёр зажёг, – Катя, сузила свои медовые глаза до безжалостных бойниц, из которых колючими искрами вдруг посыпались стрелы обвинения, передернула плечами, – холодно мне.

Я, озадаченный таким неожиданным поворотом, осмотрелся.

– Где я найду дров для костра. Вокруг одни камни.

– Какой ты, Серёжа, невнимательный. Мог бы заранее набрать сухих веток стланика, – заметила, укоряя меня за нечуткость, Вера, переглянувшись с Катей.

– Мы проходили через заросли стланика. Ты ещё чуть не упал, когда через них перелазил, – напомнила мне Катя, закипая от возмущения, что у меня нет стыда за бездействие.

– Кого ты просишь. Он, наверное, костра разжечь не сможет.

Вера бросила на меня леденящий взгляд, брови её сошлись у переносицы, достала из кармана пачку болгарских сигарет “Шипку”. Вытащила сигарету. Чиркнула спичкой. Прикурила. Затянулась. Закашлялась. Отодвинулась от нас. Стала смотреть на речку.

Я поднялся. Лучше быть на ногах и подальше от этих кикимор. Ставят из себя обиженных. Подошёл к своему рюкзаку. Вытащил оттуда банку с тушёнкой и килькой. Нарезал хлеб ножом. Затем открыл банки.

– Будете, есть? – обратился я к девушкам.

– Давай, – живо согласилась Катя.

Вера бросила свою дымящуюся сигарету в камни.

– Надо было бы с собой термос взять, – пожалела Катя, вдруг став прежней, кроткой, не обижаясь на меня.

Мы ели бутерброды. Сухой хлеб еле лез в горло.

– От твоей еды мне ещё холодней стало, – сказала мне Катя весело.

Она встала. Потянулась. Затем вдруг толкнула меня в грудь, да так, что я не удержался и слетел с камня. Этого поступка я от Кати не ожидал. Я растерялся. Девушки хохотали. Особенно заливалась смехом Катя. Румянец покрыл её щёки. Лицо её в этот момент было прелестным. Я, понарошку потирая бок, встал.

– Ну, ты, что совсем того…? – и шагнул к Кате.

Она отбежала от меня. Я сделал ещё один шаг, но, запнулся об кочку и упал. Девушки даже взвизгнули от хохота.

– Тоже мне жених! Заморозишь нас совсем или от смеха умрём, – сказала Вера, поднимаясь, – пошли дальше.

Мы накинули на плечи рюкзаки. Я показал Кате кулак. Она улыбнулась. Губы её беззвучно шевельнулись.

***

Через несколько дней после затяжных дождей я, Блатнов и Таялов вернулись на то место, где геологи оставили образцы пород.

Когда мы шли туда, небо вновь заволокло низкими тучами. Не успели мы подойти к скалам, как пошёл дождь.

Речка, через которую я спокойно переходил с девушками, на глазах увеличивалась в размерах. В лавине мутной воды неслись побелевшие от времени брёвна, лежавшие на месте стоянки, живших когда-то здесь людей, может быть оленеводов.

– Надо было нам пойти именно сегодня за твоими камнями, – проворчал Таялов, – промокнем, как курицы.

Всё же мы добрались до последнего обнажения, где лежали оставленные образцы пород. Забрав все мешочки с камнями, решили сократить обратный путь. Поднялись до верха скал и спустились с крутой сопки, скорее сбежали по склону, так как невозможно тихо спуститься вниз, если тебя сзади подталкивает своей тяжестью в лопатки рюкзак. Каким матом крыл каюр геологинь за их увесистые мешочки, которые они оставили нам в подарок на скальных обнажениях.

Туман скрыл сопки и сполз в распадок. Мы стояли у самой воды и не решались войти в бурлящий поток.

– Не перейдём здесь. Слишком узкое место. Вода собьёт с ног, – сказал Николай Таялов.