Наутро она отвела его в женскую палату, чтобы предъявить ночную визитёршу. Обложенная тремя подушками, в расцвеченной васильками ночной рубашке и в антиварикозных чулках та, свесив свои древние ноги, сидела на кровати, смотрела вдаль невидящими глазами и не подозревала, что на её тумбочке остывает, превращается в холодную лепёшку манная каша.

   Игараси-сан стал кормить слепую. Он прижимал чайную ложечку к её нижней губе и, когда бабуля приоткрывала беззубый рот, отправлял туда кашу, время от времени осторожно собирая подтёки манки с фарфорово-хрупкого, обросшего белыми волосками старушечьего подбородка. Бабушка ела сосредоточенно, как ребёнок, и японец вздохнул от переполнившего его умиротворения.

– А теперь, девонька, спинку мне почеши, – икнув, попросила слепая.

– Т-тикусё!! – Игараси даже хрипло хохотнул – на плече у неё было скопление родинок, вместе они образовали иероглиф огня.

– Изанами, а ведь я тебя больше не боюсь, – хитро шепнул он старухе по-японски. – Ты совсем не страшная.

– Вот и я говорю. Меня вчера лазарем лечили, да толку что, – откликнулась слепая. – Жить не живу и помирать не помираю. Похоронное платье моё моль съела ещё в позапрошлом году… Правее почеши… Под лопаткой…

   Вечером к нему снова пришла Света, и пенка снова была прохладной на его коже, а женские руки – тёплыми.

– Трудновато вам, наверное, в чужой стране, – сказала Света. – Всё не так, всё не по-вашему. Я бы не смогла.

– Когда первый раз в Москву приехал, прочитал “ЗООПАРК” над воротами и подумал, что это парк номер триста, – сказал японец. – Ну надо же, я удивился, в Москве столько парков!

   Игараси-сан и Света дружно расхохотались. Он – дробно и заразительно, обнажая красивые зубы цвета слоновой кости, она – поблескивая золотой фиксой и вытирая слёзы.

– Ой не могу! Парк номер триста! А я вот недавно что учудила… Поставила утюг на полку холодильника – вместо шкафа!

– А у меня будильник однажды вместо шести утра зазвонил в три ночи, – не уступил ей Игараси.

– И??

– Я встал, оделся, позавтракал и пошёл на работу.

   Они опять расхохотались.

– А у меня палец… смотрите, как выворачивается… никто так не умеет, – продолжила весёлое соревнование Света.

  «А я целых две минуты не дышать могу», – хотел парировать он, но сиделку позвали к больной.

– Говорят, вас в хорошую больницу переводят? – спросила Света напоследок.

– Нет. Я уже здоров. И у меня здесь командировка важная.

– Ну и ладушки! До завтра тогда?

– Да-да! Аригато, Света-сан, – радостно поблагодарил он.

   И вот лежит весь перемазанный зелёнкой маленький японец под фикусом в коридоре районной больницы в никому не известном городке Т. в стране незапирающихся дверей. Столько здесь этих аномальных дверей – с ума сойти. Его кровать находится на очень бойком месте: мимо стремительными ангелами проносятся медсёстры с капельницами в руках, прогуливаются ватаги бодрых бабок в байковых халатах, шмыгают на слабых ногах всерьёз захворавшие мужики в тельняшках и подгузниках. Но японец засыпает всё крепче.

   И начинает он видеть сон – будто кто-то строит лестницу на самое небо.

– Неси раствор, краску давай, балки тащи! – раздаются крики из-под облаков. – Вася, а иди-ка ты…

   Это беглые попугаи в небесах кричат, улыбается Игараси-сан.

   Баю-баюшки баю, не ложись ты на краю,

   Придёт серенький волчок, он ухватит

за бочок

   И потащит во лесок. Под ракитовый кусток

   На вершину Ёсино, где идет все время снег,

   Где за каменным мостом видно пики Миканэ,

   Говорят, что ночи там ягод тутовых черней.

   Тин-тон-тен… Завтра будет день.

      ЛЕНА ШОАЛЬ