Стеклись с морей, покрытых льдами,

От струй полуденных, от Каспия валов,

      От волн Улей и Байкала,

      От Волги, Дона и Днепра,

      От града нашего Петра,

      С вершин Кавказа и Урала!..


Стеклись, нагрянули, за честь твоих граждан,

За честь твердынь, и сел, и нив опустошенных,

      И берегов благословенных,

Где расцвело в тиши блаженство россиян;

      Где ангел мирный, светозарной,

      Для стран полуночи рожден

      И провиденьем обречен

      Царю, отчизне благодарной.


Мы здесь, о Рейн, здесь! ты видишь блеск мечей!

Ты слышишь шум полков и новых коней ржанье,

      «Ура» победы и взыванье

Идущих, скачущих к тебе богатырей.

      Взвивая к небу прах летучий,

      По трупам вражеским летят

      И вот – коней лихих поят,

      Кругом заставя дол зыбучий.


Какой чудесный пир для слуха и очей!

Здесь пушек светла медь сияет за конями,

      И ружья длинными рядами,

И стяги древние средь копий и мечей.

      Там шлемы воев оперенны,

      Тяжелой конницы строи,

      И легких всадников рои —

      В текучей влаге отраженны!


Там слышен стук секир, и пал угрюмый лес!

Костры над Реином дымятся и пылают!

      И чаши радости сверкают!

И клики воинов восходят до небес!

      Там ратник ратника объемлет;

      Там точит пеший штык стальной;

      И конный грозною рукой

      Крылатый дротик свой колеблет.


Там всадник, опершись на светлу сталь копья,

Задумчив и один, на береге высоком

      Стоит и жадным ловит оком

Реки излучистой последние края.

      Быть может, он воспоминает

      Реку своих родимых мест —

      И на груди свой медный крест

      Невольно к сердцу прижимает…


Но там готовится, по манию вождей,

Бескровный жертвенник средь гибельных трофеев,

      И богу сильных Маккавеев

Коленопреклонен служитель олтарей:

      Его, шумя, приосеняет

      Знамен отчизны грозный лес;

      И солнце юное с небес

      Олтарь сияньем осыпает.


Все крики бранные умолкли, и в рядах

Благоговение внезапу воцарилось,

      Оружье долу преклонилось,

И вождь, и ратники чело склонили в прах:

      Поют владыке вышней силы,

      Тебе, подателю побед,

      Тебе, незаходимый свет!

      Дымятся мирные кадилы.


И се подвигнулись – валит за строем строй!

Как море шумное, волнуется все войско;

      И эхо вторит клик геройской,

Досель неслышанный, о Рейн, над тобой!

      Твой стонет брег гостеприимной,

      И мост под воями дрожит!

      И враг, завидя их, бежит,

      От глаз в дали теряясь дымной!..

Конец 1816 – начало 1817.

«Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы…»

Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы

При появлении Аврориных лучей,

Но не отдаст тебе багряная денница

Сияния протекших дней,

Не возвратит убежищей прохлады,

Где нежились рои красот,

И никогда твои порфирны колоннады

Со дна не встанут синих вод.

Лето 1819

Николай Иванович Гнедич (1784–1833)

Задумчивость

Страшна, о задумчивость, твоя власть над душою,

Уныния мрачного бледная мать!

Одни ли несчастные знакомы с тобою,

Что любишь ты кровы лишь их посещать?

Или тебе счастливых невступны чертоги?

Иль вечно врата к ним златые стрегут

Утехи – жилищ их блюстители-боги? —

Нет, твой не в чертогах любимый приют;

Там нет ни безмолвия, ни дум, ни вздыханий.

Хоть есть у счастливцев дни слез и скорбей,

Их стоны не слышимы при шуме ласканий,

Их слезы не горьки на персях друзей.

Бежишь ты их шумных чертогов блестящих;

Тебя твое мрачное сердце стремит

Туда, где безмолвна обитель скорбящих

Иль где одинокий страдалец грустит.

Увы! не на радость приходишь ты к грустным,

Как друг их, любезная сердцу мечта:

Витает она по дубравам безмолвным;

Равно ей пустынные милы места,

Где в думах таинственных часто мечтает