– Ты чувствуешь, что земля дрожит? – спросила она, пытаясь отвлечь старуху. – Горшок разбился!

Аспазия снова выглянула наружу сквозь прутья – мимо шел высокий молодой мужчина. Сердце застучало у нее в груди. Она уже видела его, он всегда приходил в город откуда-то. Такой строгий с виду.

– Можно мне выйти на улицу? – не оборачиваясь, спросила Аспазия, лишь бы сказать что-нибудь и не отрывать взгляда от незнакомца, впитывать в себя каждое его движение.

Она знала, что некоторые девушки мечтают о своих любимцах. Ей хотелось грезить о нем. Нет, пусть лучше он увидит ее.

Голос Аспазии вылетел на улицу. Стоявшая за спиной матушка крепко схватила ее за плечо. Девушка не обратила внимания ни на внезапную боль, ни на последовавшую за ней брань. Мужчина услышал! Он повернул голову. Интересно, что он увидел? Ее садовое платье было чистым, но заношенным. Темные глаза казались еще больше оттого, что она подвела их сурьмой. Толстый хвост волос крепко связан лентой и качается при движении. Аспазия видела, что незнакомец почувствовал ее взгляд.

За мгновение до того, как их глаза встретились, Аспазию с криком оттащили от маленького зарешеченного окошка. Она боролась, но все матушки обладали какой-то невероятной силой. Женщины этого дома, похоже, были одержимы ее послушанием. Можно подумать, мир перевернется, если она лишний часок проведет в саду.

Аспазия выругалась себе под нос, пока ее волокли от света в прохладную тень. Дом был небольшой. В обычное время она делила комнату с кем-нибудь. Но этот месяц проводила в одиночестве. Ей сказали, что Марету приняли в услужение к Афине, хотя Аспазия уже слышала такое не раз и сомневалась. Приходившие покупать гетер мужчины вовсе не были похожи на жрецов.

– Брось, Аспазия! – сказала матушка. – Я знаю, ты меня слышишь! Думаю, тебе придется сегодня посидеть без ужина. Дисциплина – это первое требование, о ней нельзя забывать! Как мы сможем найти для тебя место в хорошем храме или в знатной семье эвпатридов, если ты такая своевольная? Меня спросят, какой у тебя характер, а лгать я не могу. Ты понимаешь? Если мне скажут: «Вот эта, она смирная, покладистая?» – я промолчу. И они сразу поймут, что это означает.

Войдя в свою комнату, Аспазия повернулась лицом к обвинявшей ее матушке, и та окинула воспитанницу взглядом:

– Ты красавица, дорогая. Твоя кожа, фигура… зубы у тебя крепкие, глаза ясные. А волосы! Они словно живые, иногда мне так кажется. Нужно было подыскать тебе место еще в прошлом году. Теперь ты старшая в этом доме! Завтра тут появится новая девушка вместо маленькой Мареты. Вот это была доченька! Марета на год моложе тебя, и она будет представлять нас в одном из богатейших храмов Фессалии.

– А что она будет там делать? – спросила Аспазия.

Матушка перегородила собой дверь, и Аспазия почувствовала себя пойманной в ловушку, лишенной уюта и тенистой прохлады сада. Этот маленький клочок зелени во всем доме гетер больше всего напоминал о свободе. Там хотя бы можно было дышать.

– Разумеется, она будет молиться и играть на лире. Для уборки и готовки у них есть рабы, так что, полагаю, Марету там научат тайным храмовым ритуалам, чтобы в один прекрасный день она стала жрицей.

– А не только проституткой? – с вызовом спросила Аспазия.

Лицо матушки посуровело, глаза прищурились.

– Гетера не проститутка, Аспазия, не-е-ет, – протянула она, и в ее голосе появилась обманчивая мягкость, будто старая карга силилась не выдать правду. – Мы берем к себе девушек, которых родители не могут прокормить, а потому продают, чтобы сохранить жизнь своим братьям и мужьям. Некоторые из них пропадают – очень глупые или неспособные научиться послушанию! Остальных мы учим музыке, грации, танцам и искусству вести беседу. Умных девушек мы готовим быть супругами и компаньонками великих мужей.