Их отряд проходил местами, где реки намывали свои берега, и извилистыми путями добрались до места, которое назвали Сан-Висенте, у подножия вулкана Чичонтепек, в долине Хобоа. Пройдя немного дальше, Хиль Гонсалес натолкнулся на местного правителя майя по имени Никойяно, которого убедил принять крещение и который вследствие этого отдал ему шесть золотых статуэток богов, каждая более фута в высоту. Никойяно рассказал ему о другом правителе по имени Никарагуа, который жил приблизительно в 150 милях к западу, и Хиль Гонсалес направился туда и убедил и его тоже принять христианство, вместе с девятью тысячами его подданных. Никарагуа подарил испанцам золотых ожерелий на 15 тысяч песо; Хиль Гонсалес в ответ подарил ему шелковый жилет, холщовую рубашку и красную шапку.

Последовала долгая беседа, в течение которой Никарагуа сказал, что вскорости грядет полное уничтожение человеческой расы, которое люди навлекли на себя своими многочисленными грехами и неестественными похотями. Этот правитель задал Хилю Гонсалесу де Авила множество интересных вопросов, которые, должно быть, показались конкистадору неожиданными, а именно: что вызывает тепло и холод? Допустимы ли танцы и употребление спиртных напитков? Есть ли у людей душа? Хиль Гонсалес ответил ему добротной проповедью, в которой описывались преимущества христианства и порочность человеческих жертвоприношений{388}. Только сейчас он узнал, что индейцев приводят в ужас бороды испанцев.

Хиль Гонсалес и его спутники были также поражены высоким уровнем культуры этих индейцев. В особенности их впечатлили просторные дворцы с этими церемониальными комплексами, имевшими «городскую планировку», по мнению испанцев, мало что могло сравниться в европейском мире{389}. Однако несмотря на все это, словно чтобы напомнить об изначально присущем им «варварстве», индейцы время от времени приносили девушек в жертву близлежащим вулканам.

Хиль Гонсалес двинулся дальше к озеру Никарагуа, которое посчитал устьем пролива, что они так долго искали, и назвал его «Сладкое море» (El Mar Dulce). Ниньо тем временем продолжал исследовать берег с моря. Он достиг залива Чолутека, относящегося теперь к Гондурасу, и политично назвал пролив, соединяющий его с морем, именем бургосского епископа Фонсеки – он сохраняет это название и по сей день.

Затем оба конкистадора возвратились в Панаму, где объявили, что крестили 82 тысячи индейцев и привезли с собой золота на 112 тысяч песо. Педрариас, как и можно было ожидать, потребовал себе пятую часть – однако Гонсалес вместе со своими сокровищами, не попрощавшись ни с ним, ни с кем-либо еще, вернулся в Санто-Доминго. Там он начал искать поддержку, а также отправил в Испанию Андреса де Сереседу с подарками для епископа Фонсеки и предложением, чтобы ему, Хилю Гонсалесу де Авила, было пожаловано губернаторство в Никарагуа, независимое от Педрариаса.

Однако последний не собирался ни от чего отступаться. Он послал в правительство письмо с протестом через своего сына и еще одно – через Гаспара де Эспиносу, лисенсиадо (т. е. окончившего университет юриста) и бакалавра искусств, который был главой городского муниципалитета под началом Педрариаса. Эспиноса был хуэс де ресиденсиа (т. е. судьей, возглавляющим инспекцию) деятельности Бальбоа в 1514 году и не позволял Педрариасу диктовать себе действия. На самом деле он начинал понимать, что Бальбоа был не менее замечательным лидером, чем епископ Кеведо. В 1517 году Эспиноса возглавлял экспедицию на Койбу и убил там тысячи людей