Хорошо известно, насколько привлекательными для португальцев были цветные женщины. Добавить к этому больше нечего, достаточно привести пару примеров из XVII в. В 1641 г. советники муниципалитета Баии негодовали, что местные девушки-рабыни ходили в столь ярких одеждах и носили «украшения, которые их воздыхатели дарили им, что дело приняло такой оборот, что многие женатые мужчины оставили своих жен и потратили все свое состояние», чтобы насладиться прелестями этих падших девиц. Подобные жалобы можно было услышать от генерал-губернатора дона Жуана де Ленкаштре и Совета по делам заморских территорий в 1695–1696 гг.; утверждалось, что даже священники не свободны от этих искушений. При чтении этих жалоб сразу вспоминается неподражаемый рассказ Томаса Гейджа о соблазнительных девушках-мулатках в столице Мехико того времени. Он отметил, что «многие благородные испанцы, которые столь склонны к распутному образу жизни, презрели своих жен ради них… эти мулатки в белых мантиях были, как сказали бы испанцы, mosca en leche («муха в молоке»; разговорное выражение, означающее «смуглая женщина в светлой одежде»). Гейдж добавляет, словно предваряя слова Антонила, что «большинство из них являются, или были прежде, рабынями, хотя любовь дала им свободу, чтобы порабощать души греху и Сатане».
Имеются также свидетельства, что во время голландского завоевания Пернамбуку в 1637 г. многие владельцы сахарных плантаций бежали на юг со своими любовницами-мулатками, посадив их на коня позади себя. В то время как их брошенные белые жены, простоволосые и босые, спасаясь от преследований врага, продирались сквозь колючий кустарник и шли через топкие болота. Конечно, не только зажиточные плантаторы и респектабельные горожане способствовали увеличению населения из метисов, беря в наложницы негритянок и мулаток. В действительности, чем ниже стояли люди на социальной лестнице, тем больше они заключали смешанных браков по вполне понятным причинам. Солдаты из городских гарнизонов, моряки с заходивших в порт кораблей, белые бедняки всякого рода свободно сходились с негритянками «из-за недостатка белых женщин», как заметил солдат-хронист Кадорнега из Луанды, находясь на другом побережье Атлантики. Большинство детей-мулатов, рожденных от таких союзов (в большинстве своем скоротечных), не имели, естественно, образования и не знали, что значит жить в настоящей семье. Одни неизбежно становились отчаянными преступниками, другие – опустившимися проститутками, которые своим буйным поведением постоянно причиняли головную боль колониальным властям.
Антонил признавал, что дисциплинированные мулаты, потомки белых и негров, лучше выполняли квалифицированную работу, чем негры. Однако согласно колониальному законодательству они подвергались большей дискриминации, чем мамелуко (родившиеся от брака белого человека и индианки) и кабокло (родившиеся от брака индейца и белой женщины). Так называлось потомство от смешанных браков приезжих белых и американских аборигенов. Свободные мулаты обоих полов часто заключали браки с рабами-неграми, мужчинами или женщинами. Но даже им запрещалось иметь при себе оружие, носить дорогую одежду; кроме этого, существовало многих других запретов, которые препятствовали тому, чтобы они заняли равное положение с белыми. Им не разрешалось занимать официальные посты в церкви или на государственной службе, хотя часто этот запрет игнорировался на практике, как в случае с падре Антониу Виейрой, бабушка которого была простой мулаткой. Это не помешало ему стать членом Общества Иисуса. Пылкая страсть, которую испытывали белые мужчины к мулаткам и негритянкам, особенно ярко отразилась на карьере Шики да Силва, к истории которой мы вернемся позже. Итальянский монах так описывал отношение мулатов Анголы, которое было отчасти характерно и для Бразилии: «Они смертельно ненавидят негров, даже своих матерей, которые произвели их на свет, и делают все возможное, чтобы сравняться в своем положении с белыми. Но это им не дозволяется, им даже не разрешается сидеть в их присутствии». Мулаты могли добиться и добились высокого положения в колониальном мире Бразилии; в качестве примера можно привести карьеру Жуана Фернандеша Виейры, незаконнорожденного сына мулатки-проститутки. Он стал зажиточным плантатором-сахарозаводчиком, вождем в «войне за божественную свободу», которая велась против голландцев в 1645–1654 гг., и, наконец, губернатором Анголы и Параибы. Но Фернандеш Виейра и ему подобные личности добились известности вопреки общественным предрассудкам и обычаям, которые существовали в колониальный период и мешали их продвижению. Эти предрассудки, как и в других европейских колониях, были основаны на убеждении, что мулатам почти неизбежно присущи пороки, но никак не добродетели, так как в них смешалась кровь двух рас. Чем светлее был цвет их кожи, тем больше они имели шансов сойти за белых и подняться по социальной лестнице.