Поезд тем временем набрал скорость, и страстно здороваясь с встречными железными братьями, нёсся между молчаливыми лесами, одетыми в пышные снежные покровы. Попутчики уже переговорили о текущей ситуации в стране и пришли к однозначному консенсусу, обозначив итог полемики непереводимым на другие языки, словом, капец, рассказали уже и еврейские анекдоты, и о Штирлице, Брежневе, Горбачёве и Ельцине. Сидевший напротив Эдди мужчина хитро ухмыльнулся:

– Господа, а не пора ли нам перекусить, как любят говорить сапёры? Мне кажется, что бутылке коньяка Эдуарда очень одиноко.

Попутчики засуетились, выкладывая на столик припасы, один сходил к проводнице за стаканами. Спикер-самозванец оглядел стол:

– Из этого набора закусок и продуктов, пользуясь дедуктивным способом Шерлока Холмса, нетрудно вычислить социальный статус моих попутчиков. В частности, такой аспект, как семейные отношения в текущий момент.

Попутчики весело перемигнулись.

– Я совершенно серьёзно говорю, – продолжил мужчина. – Среди нас два Николая, один рядом со мной, другой сидит с Эдуардом. Поэтому для удобства, того, что рядом со мной я буду звать Николаем Первым, а сидящего с Эдуардом – Николаем Вторым. Не обижайтесь, ваши высочества, один другого стоит. Итак… общий вывод: я утверждаю, что все попутчики, и я в том числе, холосты. Теперь персонально. Только холостяк, давно живущий без семейного уюта и женской заботы, может взять в дорогу две банки консервов «Бычки в томате», половинку ржаного хлеба не в нарезке, варёные яйца и бутылку пива, забыв взять открывалку для консервов и нож. И, кстати, рубашка у вас, товарищ Николай Первый, неглажена, рукава пиджака гармошкой, с засаленными локтями, что говорит о сидячей конторской работе. Вы согласны с моими выводами?

– Абсолютно, Холмс, – рассмеялся Николай Первый, – У меня было три попытки создать домашний уют. Но я скучный человек – бухгалтер, при этом честный и не ворующий. Жизнь показала, что таких не любит не только вороватое начальство, но и женщины. Как не странно, сильней они любят ворующих. Ради третьей фифы я однажды немного стырил вместе с начальником. Меня посадили, начальник отмазался, фифочка передач не передавала. Выпустили по амнистии, но охоты к женитьбе больше не испытывал. Что не говори, хе-хе, а самая сидячая работа у бухгалтеров, как давно установил наш мудрый народ.

Шутку весёлым смехом оценили все. Спикер уставился на Николая Второго.

– Вы, несомненно, человек умственного труда. Давно неменянные очки с такой диоптрией могут быть только у людей много читающих и пишущих…

– Вы правы, свет Холмс Святославович, – рассмеялся очкарик, близоруко щурясь. Пол жизни проработал в Академии наук, специалист по древнеславянской письменности.

Довольный собой спикер кивнул.

– Вы уже несколько лет живёте один. Стараетесь поддерживать внешний вид, но довольно неумело, бороду стрижёте сами, левый край отхватили больше правого. И вы, ко всему, батенька, ещё тот бонвиван.

– Из чего же вы заключили? – рассмеялся Николай Второй.

– Цвет лица, ваше высочество, несмотря на немалые прожитые вами года, прекрасен. Он говорит о том, что Кшесинские Матильды Казимировны вас периодически навещают.

Попутчик расхохотался.

– Эпизодически, господа, эпизодически, консультирую, к-хе-к-хе, молодых аспиранток, так сказать. Каюсь, грешен. Как специалисту в древнерусской письменности мне известно, что во все времена мудрые люди призывали к смирению плоти. Сам батюшка Иван Грозный каялся в чрезмерном блуждении чресел. Грешен, грешен, устоять зову плоти не могу. Жён у меня было две, на одной бы женат дважды в надежде, что поумнела. Ах, какие пельмени она готовила! Увы, во втором браке со мной она тратила семейное время на чтение сонников и оккультных сочинений, и даже разучилась делать свои фирменные пельмени.