Постепенно, год за годом, Марпата впитал в себя столько, что вполне владел лекарским ремеслом. Однако Чинробнобо неустанно повторял своему ученику, что земные навыки врачевания ничего не будут значить, если не коснется их фибрами своими душа, если дух не вдохнет в них силу, способную противостоять болезни, не заставит услышать музыку жизни и возродиться.

Ночью Марпате не спалось. Одолевали мысли. Неутомимыми пчелами роились они вокруг его обостренного сознания. Влетая в голову, словно в улей, проносясь по закоулкам его ума, мысли стремительно улетали прочь, уступая место новым. Но что-то неизменно присутствовало в его сознании. Что-то, чему Марпата никак не находил объяснения. Это «что-то», касаясь души, порождало уверенность и осознание истинности, но это «что-то» своей мощью не позволяло шальным мыслям касаться его. Это было непонятно. Это волновало Марпату. Едва дождавшись рассвета, Марпата пришел в келью учителя.

Он застал Чинробнобо за трапезой. Лама неторопливо вкушал только что приготовленную тсампу. Он пригласил Марпату разделить с ним завтрак, но юноша отказался. От бессонной ночи глаза его воспалились и смотрели на наставника сквозь белесую пелену тумана.

Сбиваясь в словах, ибо Марпата не находил подходящих слов, он поведал Ламе о пережитом ночью. Он обеспокоено смотрел на учителя. Марпата не заметил, что Чинробнобо давно отставил недоеденную тсампу и с интересом взирал на своего ученика. Выслушав сбивчивый рассказ юноши, лама оживился. В уголках его мудрых глаз поселилась довольная улыбка.

– Ты делаешь успехи, мой мальчик, – лама встал и одобрительно обнял Марпату за плечи, – этой ночью ты постиг Неречённое…

Марпата непонимающе смотрел на Чинробнобо. Учитель поведал ему о многом, но об этом за все годы он не обмолвился ни словом. Но что такое – «Неречённое»?! Дабы превратиться в ответ, робкий, настороженный, еще не знающий твердой опоры, вопрос в глазах Марпаты стремился вырваться наружу. Учитель заметил сейчас это новое, зарождающееся в его ученике состояние.

– Да, пришло время посвятить тебя и в это, – лама заговорил еле слышно, но твердо и уверенно, – я молчал потому, что к Неречённому трудно подобрать слова. Они и не нужны, пока ты сам не осознаешь Неречённое в себе. Ты, Марпата, научился мыслить. Я горжусь тобой. Ты мой самый способный ученик, но тебе еще только предстоит освоить другое искусство. Вздохни о Неречённом, и ты станешь другим, новым человеком. Этот вздох перенесет тебя в безмерность. Он обновит твое сознание. Ты сможешь изменять события, которые многим будут казаться неизменяемыми. Но я открою тебе и величайший закон Мироздания: все это должно быть добровольным. Никто не сможет побудить тебя, если ты сам будешь этому противиться. Неречённое, воспарив над словами, обратит материю в дух. Где будут бессмысленны стремления и побуждения, где исчерпает себя воля, там единый вздох о Неречённом позволит изменить ход событий. Это не мои слова. Это – мудрость и знания древних, пришедшие к нам из глубины столетий. Пока все сказанное мной кажется тебе невозможным, но сегодня ты почувствовал, как Неречённое живет в тебе, а значит, пришло время выпустить его наружу.

Марпата шел от Ламы, задумчиво глядя себе под ноги. Сколько лет наставник учил его думать, а теперь он предлагал Марпате отказаться от мыслей вовсе. Неречённое…

Сотканные из постоянных занятий, дополненные беседами с Ламой, дни пролетали один за другим, словно стаи перелетных птиц. Оглядываясь на них, Марпата изумлялся тому, как много осталось позади: его родители, которых он не видел столько лет, первые открытия и череда нескончаемых снов, которые каждый раз возвращали его в незнакомый город, ради которого он пришел в монастырь, и, наконец, он сам – тот маленький мальчик, лишь способный откликаться на зов своего непознанного духа. Теперь, спустя годы, возмужавший Марпата смотрел на мир по-иному. Он многому научился в монастыре. Он ощущал под собой земную твердь, ибо тело его было натренировано. Разум Марпаты пребывал в спокойствии, а дух его, осознанный, сильный, – в гармонии с сознанием.