– Прекрати, Джозеф, – резко оборвал Сленсер. – Сколько можно повторять: меньше разговоров о Карле. Я понимаю, мы сейчас одни, но пускай это не входит в привычку. Сколько вокруг недоброжелателей, завистников, и всякий может по-своему истолковать твои слова, произнеси ты их где-нибудь не к месту. Не шокируют ли такие речи слуг?
Да, этих людей разделяла страшная пропасть, и в то же время объединяла не менее страшная тайна. Несказанно бы удивился любой, узнав, что этот необычайно богатый человек и двое его слуг, по сути дела, равны, если оценивать их по поступкам, замыслам, делам. Граф Джорж Сленсер прекрасно понимал, что своим огромным нынешним состоянием он в немалой степени обязан вот этим людям, сидящим напротив. Понимали это и они, его верные слуги, Джон Гоббс и Джозеф Гейнсборо. До сих пор в качестве слуг! А ведь были они таковыми много лет назад, когда молодой граф, только переступив порог юности, все чаще начал задумываться, как быстрей взять в свои руки дела стареющего отца и развернуться с размахом, не тратя денег на всякую блажь, как это делал отец, который был уж больно сердоболен к своим рабочим. Джоржу хотелось поприжать побыстрее этих ленивых голодранцев (уж у него-то они заработают) и начать качать свой капитал. Но в то же время он понимал, что для этого нужно с чего-то начать, а главное – с кем-то начать, это взаимосвязано.
С тех пор он приглядывался к рабочим, что трудились на мануфактуре отца, пытаясь отыскать среди людей алчных и корыстных, чтобы, сманив их, с их помощью совершить задуманное. Но чем больше он сближался с этими людьми, тем больше их ненавидел: с ними совершенно невозможно договориться, ведь каждый, кроме работы, ничего больше не хотел знать, а семья и дети, к которым они рвались и спешили, были явной помехой молодому графу. Тогда он начал пропадать в городе и сшиваться среди чистильщиков сапог, пильщиков дров, каменщиков, водоносов, носильщиков портшезов, крючников, каменотесов, починщиков фаянсовых изделий, мостильщиков улиц, коробейников. Но позже понял, что только упустил такое драгоценное время: ведь жажда совершить задуманное становилась все острей.
И вот когда Джорж начал совершать вояжи в трактиры и кабаки, другие злачные места, где собирались бесстыдные девки, моряки, ремесленники и воры, тогда он понял: здесь найдет то, что ищет. Он долго присматривался к кому-либо из этой разномастной братии, прислушивался к их разговорам и остановил свой выбор на двух вконец обнищавших бродягах, которых беспросветная нищета и хроническое чувство голода довели до столь ярко выраженной степени отчаяния, что они в этот миг ради куска жареной телятины да кружки пива и отца родного отправили бы на тот свет. Именно этого от них и потребовал Джорж Сленсер, только имея в виду своего отца. Разумеется, это было предложено не сразу, а после долгих разговоров и угощений, когда оборванцы готовы были обожествить своего спасителя. Однажды, после обильной дегустации без малого не всех крепких напитков, имевшихся в трактире, и щедро оплачиваемой молодым графом, он как бы невзначай завел разговор о скверном старике, отравляющем ему, Джоржу, жизнь, мол, если бы нашлись отчаянные малые, способные поставить негодяя на место, то и у самого Джоржа дела бы пошли на поправку, и помощников своих он бы уж никак не обидел. С каждым словом лицо графа приобретало столь серьезный и зловещий вид, что даже слепой в этот миг заметил бы: человек этот отнюдь не шутит, И уж насколько были у его собеседников замутненные глаза да затуманенный взгляд, но услышанное и увиденное заставило их мгновенно протрезветь. Возможность недурно подзаработать в довольно короткое время (много ли его уйдет на пару ударов ножом? – а именно так они поняли свою задачу) сменилась перспективой иметь постоянный кусок хлеба. Об этом и пошел дальнейший разговор.