*****

Как дети, обнаружившие годный для катания заснеженный холм, они по очереди съезжали с земляной горки.

Немного не рассчитав скорости, и плюхнувшись оземь, Жануария, вспомнила детей их хранителей. В этих землях настоящая зима – большая редкость, и коли уж случалось, что снег был дарован тутошним жителям на день-другой, дар всегда оценивался по достоинству – люд, и стар, и млад – высыпал на улицу с санками и без.

Ох, дети! Когда же это было? Куда все ушло? Мариса, дочь Алисы, сама стала хранителем. У нее даже в шесть лет была своя Пуговка.

«А ведь сегодня могли бы быть у нее!» – с горечью и тоской подумала она.

Валентин – она так любила этого симпатичного парня с пушком над верхней губой, носом с горбинкой, не осознавая, воспринимала его, как собственного сына.

У них у обоих теперь взрослые дети, и как же странен ток времени, меняющий все, как в замкнутой лавовой лампе! Сколько лет ушло? Куда?

– Малыш, идем! – позвала Зюка.

Жануария посмотрела вверх. Олененок, не считая непонятного кота, остался один. Он стоял, и просто разглядывал их.

– Эй, малыш! Давай, – поманила его Черная Рок-н-Ролл Мама, – не бойся!

Но он не реагировал. «Все не правильно» – подумала Рок-н-Ролл Мама. Пластиковые волосы пластикового альбиноса подрагивали на ветру. Он несколько мгновений глядел на подруг, причем Жануария могла поклясться – глядел так, будто видит их впервые, потом перевел взгляд чуть выше, куда-то в небо.

– Ну же, Малыш! – нервно, и, даже как-то жалобно, позвала его Ингрид, – Давай, уже не смешно!

– Малыш, ты меня волнуешь! – закатила глаза Зюка, – Какой он малыш?

– Олененок! – позвала дриада. Но тот, повинуясь лишь каким-то своим установкам, никак не реагировал. Глаза его вперились в темноту, все – туда же, от чего по спине у нее снова побежали мурашки. Олененок резко перевел взгляд на черного кота, пристально посмотрел на него, снова перевел взгляд куда-то далеко-далеко, за спины подруг.

И, только когда Жануария решила, что придется взобраться вверх, он очнулся. На четырех лапах, инстинктивно выставляя один бок вперед, с элегантностью кентавра заскользил вниз.

– Ну, наконец! – поймав его, Рок-н-Ролл Мама с укоризной взглянула в розовые глазенки, затем добродушно потрепала малыша по шевелюре, – Что ж ты чудачествуешь, придумщик?

– Все в сборе? – спросила Споменка, впервые осознавая, что ответственность, так похожая на кота-жирдяя, уже всей тяжестью легла на плечи.

– Я тут! Я тут! – отозвалась Мурочка.

– Все, – подтвердила Жануария, будучи на одну-две головы выше остальных.

Будто только проснувшись, они оглядывались вокруг. Словно не просидели тут несколько часов подряд. Будто именно теперь, когда солнце унесло ало-молочный свет далеко, на недоступный их пониманию запад, в почти кромешной тьме увидели больше. Первый шаг еще не был отпечатан на длинной ленте нетронутой тропы, когда большая белая птица, каких никто из них еще не видел ранее, бесшумно пронеслась над ними, заставив вскинуть головы вверх. Мгновение – и она растворилась в густом августовском воздухе.

– Фмоффите, фто я нафла! – услышали они голосок Мурочки из кустов.

В зубах котенка что-то блеснуло. Вернувшись к остальным, Мурочка взяла предмет в лапки.

– Стекляшка, – разочарованно прокомментировала Мишель.

– Это выпало у птицы! – обиделась малышка.

– Птицы? – переспросила Зюка, приблизив стеклышко к глазам, посмотрела сквозь него на далекий фонарь. Передала его Споменке. Изгибаясь от оси в две стороны, тянулись тоненькие прозрачные ниточки.

– Перо! – удивилась дриада.

– Перо ангела! – хмыкнув, ухмыльнулась Ингрид, – Нас осыпают предзнаменованиями!