– Спасибо!

– Рад, что вам понравилось, ваше высочество! – Великий ритор с улыбкой поклонился.

– Понравилось? Не то слово! – Принцесса перевела дух и уже могла говорить внятно. – Мне казалось, я не танцую, а летаю!

– У вас не закружилась голова?

– Нет, и это просто удивительно! Но думаю, это благодаря вам, господин Киннам! У вас в Афинах все так божественно танцуют?

– Приезжайте в гости, проверьте, я готов нарочно ради вас устроить внеочередной академический бал. Но если серьезно, то я танцевал гораздо хуже, когда впервые приехал на Ипподром, многому я научился уже здесь. Да и где учиться всяческому совершенству, как не в столице мира?

– Подозреваю, вы прибедняетесь! Даже в столице мира немногие танцуют так, как вы, а значит, у вас талант! А что, у вас в Академии часто бывают балы?

– Я слышу в вашем голосе вожделение, ваше высочество, но вынужден вас разочаровать: нечасто, только под новый год, на Светлой седмице и выпускной. Ученые мужи и жены предпочитают танцевать в обнимку с книгами, вы понимаете.

Принцесса рассмеялась.

– Где же в таком случае вы могли так выучиться танцевать? Ведь вы же явно отлично танцевали еще до того, как стали ездить сюда!

– Я танцую с десяти лет, ваше высочество. Мой отец частенько устраивал домашние балы, и у меня был хороший учитель. Видите, никакой алхимии, всё просто и банально. Но вы и сами прекрасно танцуете, я получил истинное удовольствие!

Они весело проболтали весь перерыв, и принцесса отчаянно жалела, что все танцы у нее уже расписаны, – она не остановилась бы перед тем, чтобы попросить Киннама еще раз пригласить ее. Протанцевав кадриль с Михаилом Нотарасом и постаравшись отвлечь его шутками от печальных мыслей: не выиграв ни одного заезда в первый же день скачек, он теперь не мог рассчитывать на Великий приз, – Катерина поискала глазами Феотоки и обнаружила его в компании журналиста Стратиотиса, который вел с Василием очень обстоятельную беседу: это читалось издалека по исполненному значительной серьезности лицу журналиста и по вежливо-заинтересованной выражению лица возницы… Принцесса вознамерилась спасти Василия от «этого зануды», но Панайотис при ее появлении даже не подумал ретироваться – напротив, он обратился к ней чрезвычайно почтительно и с весьма серьезным видом:

– Вы оказали нам великую честь, ваше высочество, соблаговолив присоединиться к нашему разговору! Позвольте мне узнать ваше мнение по важному вопросу, который мы с господином Феотоки как раз обсуждаем: как вы полагаете, нанесет ли предполагаемое строительство нефтепровода ущерб духовной жизни киликийских отшельников?

Катерина ошарашено посмотрела на журналиста. Ее душа всё еще пребывала в состоянии полета после Венского вальса, в сердце пенилось веселье от бесед с кавалерами – а тут какой-то нефтепровод, отшельники… Бог знает, что такое!

– Простите, какая духовная жизнь? – спросила принцесса, слегка встряхнув головой.

– Ну, духовная жизнь, которая… возрастает… в жизни духа, – Стратиотис понял, что запутался, и смутился.

– А, ну так этот вопрос надо поставить перед духовным начальством, радушно правящим страждущими душами в душных ущельях.

– Я рад, что ваше высочество меня понимает. – Журналист широко улыбнулся. – Но почему ущелья душные? Там дуют ветры, и зимой даже довольно холодно, и…

– Ну да, ну да, те духовные ветры духовности, от которых происходит благорастворение воздухов, я их имела в виду.

Василий потихоньку отвернулся, не в силах скрыть улыбку.

– Спасибо, ваше высочество! – Обрадованный Панайотис даже слегка поклонился. – Но вопрос в том, как донести этот вопрос вопросов до иерархии?