– С учетом перелитых в монету золота и античной бронзы, боюсь, не сохранилось и десятой части ценностей!

– Но двадцатая сохранилось! Впрочем, список их можно ограничить несколькими десятками предметов. И все же это необходимо сделать! Это будет справедливо, символично, и… – Константин поднялся, подошел к закатному окну и слегка коснулся пальцами стекла. – И, пожалуй, европейские отношения сделаются от этого более правильными… Так что, господа латиняне, – император обернулся в Джорджо, широко улыбаясь, – нескольким музеям и аббатствам придется вспомнить, кому на самом деле принадлежат их реликвии!

– Как-то очень похоже на выкручивание рук… – задумчиво пробормотал президент.

– Отчего же! Просто на изящную фигуру танца, где кавалер крутит барышню, не выпуская ее нежной ручки.

– Которую та тщетно пытается вырвать!

– Так что же! Это только для приличия, ибо какая же барышня не хочет замуж? – Константин лукаво прищурился. – Но сватовство, конечно, будет обставлено пышно и церемонно! Представь: потомок ромейских императоров и потомок хищных венецианцев – ты ведь родился в Венеции, не так ли? – появляются в Совете Европы и объявляют о концессии на вытягивание нефтяной жилы со дна Каспия! А тем временем все газеты начинают сплетничать о браке, который должны заключить младшие представители семейств! Помолвка объявлена, впереди символическое примирение давних противников… Ты, конечно, не против символического примирения, дорогой Джорджо? Ведь тогда восторжествует толерантность и справедливость, в знак которой – только как знак – в Константинополь вернутся сосуды и святые мощи, в свое время взятые по праву сильного! Но это право давно не действует, милые европейцы! В нашем двадцать первом веке важнее право умного.

– Что ж, не спорю, придумано ловко, – отозвался Джорджо. – По-византийски. Не хватает только чего-нибудь изящно-злодейского… медленного яда под ногтем царедворца…

– Разве мы хоть сколько-нибудь более злодеи, чем все остальные? – меланхолически вопросил император. – Мы часто даже гуманнее других!

– О да, вы гуманисты! – с жаром воскликнул президент. – Вспомним одну только гуманную Битву Народов у Икония!

– Друг мой, о гуманизме судят не по битвам, а по тому, что происходит после них. На войне законов нет и быть не может! Мы боролись за существование и победили, вот и все. Не важно, какими методами. Но кто бы на нашем месте стал в них разбираться? К тому же, пять сотен лет назад на все смотрели немного иначе… Но вот теперь, после всего – разве у нас много проблем с магометанами? Они такие же граждане, как и все остальные!

– Что ж, в этом ты, конечно, прав, – пробормотал Джорджо и потянулся своим бокалом к бокалу друга. – За справедливость!

– За долгожданную справедливость! – подхватил император.

– Кстати, по поводу трубы и проблем: а как же хурриты? – вспомнил Джорджо.

– Мы обеспечим безопасность, – решительно сказал Константин.

– Да, но ведь они…

– Мы обеспечим безопасность, это технический вопрос! – Тон императора уже не допускал возражений.

– Ну, хорошо, – Джорджо аккуратно поставил на столик свой бокал, – а что будет, если Луиджи с Катериной… если ничего из этого не выйдет?

– Комбинация несколько осложнится, но… Хотя, честно говоря, я даже больше болею за их возможные отношения, чем за нефтепровод, – признался вдруг Константин. – Могу я иногда побыть просто отцом?

– Конечно можешь! – Джорджо рассмеялся. – А то мне уже почти страшно с тобой выпивать! Знаешь, а ведь это прекрасно, когда есть такая возможность быстро менять ипостаси, отдыхать от государственных дел…