– Я в общем согласен, – нехотя проговорил Лукиченко. – Но что конкретно от меня требуется? И главное: что мне со всего этого светит?

Князь, как показалось на миг, брезгливо поморщился:

– Это другой разговор, подпоручик! Итак, что вы будете иметь…

– Да что они тут все с ума посходили, что ли?!

Петр Андреевич на миг оторвался от книги, поглощаемой второй час запоем, в сердцах ударив кулаком с зажатым в нем надкушенным пирожком с капустой по столу.

Обиталище Чебрикова за прошедший день разительно изменилось к лучшему, вплотную приблизившись к понятию «жилище». Прикупив нехитрый инструмент, гвозди, кое-какие материалы в магазине скобяных изделий, здесь носящем иносказательное название «Хозяйственный», против ожидания, не пустовавшем, ротмистр, вспомнив дедовы уроки и нелегкие армейские будни, соорудил из пустых ящиков некоторое подобие табуреток, застелил газетами простаивавший ранее без дела кособокий стол, вставил стекла в два окна, законопатил совсем уж вопиющие дыры… Основным же приобретением явилась вполне сносная чугунная печурка с коленчатой трубой, благодаря какому-то непонятному непосвященным зигзагу логики аборигенов именовавшаяся буржуйкой. Какое отношение подобное чудо местной техники имело к французскому среднему классу буржуа, Петр Андреевич так и не понял, даже тщательно изучив инструкцию по применению сего агрегата, содержащуюся в бумажке, наклеенной на ржавое донышко. Согласно тому же документу, буржуйка официально именовалась: «Печь садовая металлическая, ГОСТ 3574-75. Артель садовых инструментов, г.Копейск»… Столь вычурное название листочек бумаги нисколько не прояснил, зато теперь на печурке, в которой весело потрескивали березовые полешки, воровским образом добытые в роще за околицей (еще только лесников местных не хватало!), побулькивала в помятой алюминиевой кастрюльке (что в ней содержалось раньше, думать как-то не хотелось – слишком много времени ушло на приведение оной в божеский вид) картошка, а по комнате распространялось благословенное тепло, чего ротмистр никак не мог добиться от своего импровизированного очага, открытого всем сквознякам. Да и сгореть во сне теперь можно было не опасаться…

Не в силах противостоять гастрономическим соблазнам, Чебриков выгреб большую часть своих покупок на стол, сразу приобретший благодаря натюрморту, возникшему на нем, весьма импозантный вид, и, захлебываясь голодной слюной, приступил к священнодействию.

Когда физический голод был слегка приглушен и чувство самосохранения, выработанное годами службы, подсказало Петру Андреевичу, что на первый раз довольно насиловать свой желудок, отвыкший от такого изобилия, настала очередь утоления голода духовного, то есть книг, приобретенных, по сравнению с продуктами и инструментами, за сущие копейки.

Отпечатанную на той же дрянной серой бумаге, что и «Челябинский рабочий», «Историю СССР» Чебриков начал читать с середины, пролистав наскоро все, начиная с эпохи палеолита и по самый период правления Елизаветы Петровны. Ничего нового для себя в перечислении имен князей и царей, триумфальных побед и сокрушительных поражений, многочисленных диких бунтов и кратких периодов процветания он там не встретил.

Расхождения начались с краткого упоминания о гибели в сороковых годах восемнадцатого столетия экспедиции Витуса Беринга, в знакомой с детства Петру Андреевичу истории не только выжившего, но и приведшего под скипетр императрицы изобильные всяческими богатствам и просторные Заокеанские Владения в Америке – Новую Россию, и тем снискавшего себе славу Колумба российского, воспетую гениальным Ломоносовым, и здесь, кстати, весьма уважаемым. Золотая лихорадка на обильных месторождениях бассейна реки Юкон вызвала настоящую миграцию европейских авантюристов через всю Сибирь, развившую этот край, остававшийся в этой России дикой и в большей части неосвоенной провинцией. Семилетняя война (в ходе которой здешняя Россия почему-то вернула Фридриху II Великому честно отвоеванную у того Восточную Пруссию), Война за независимость заокеанских владений Англии, французская революция и Наполеоновские войны отличались мало, но вот уже Революция 1848—1849 годов, охватившая здесь всю Европу, в России Чебрикова носила характер местных выступлений, никоим образом не способных привести к падению тронов и националистическому движению. Видимо, та же золотая лихорадка значительно снизила в Европе число прохиндеев и вольнодумцев, переместившихся вслед за благородным металлом в иную часть света. Далее пути двух Российских Империй расходились все дальше и дальше…