Я заметил, что скулю. Это неожиданное открытие больно ударило по моему самолюбию. Тут же решил, что мне плевать, все равно никто не видит. Упал и ударился ребрами обо что-то острое. Под ладонями захрустела мелкая каменная крошка. Лестница. Я нашел выход. Ползком выбрался наверх и в разошедшемся мраке увидел обломки стен. Руины были пусты. Не ждали, что вернусь, сволочи.

Меня охватило цепенящее равнодушие: двигаться я не мог, даже дышал с трудом. Пусть убивают. С этой мыслью я провалился в сон под начинающим светлеть чужим небом.

Наконец он выспится. Вернувшаяся неделю назад огненная птица, сверлившая каждую ночь своим раскаленным клювом его мозг, исчезнет. Бариэграс заперся в кабинете, где он хранил все собранные снуркцами за последние пятьсот лет книги и свитки, сославшись на неотложные дела, сидел, обхватив голову руками, и ждал ночи.

За окном стемнело, боль, родившаяся где-то в глубине глазниц не возвращалась. Значит, и на этот раз он все сделал правильно.

Год назад, когда он впервые услышал во сне хлопанье раскаленных крыльев, решил, что это благословение богов снизошло на него. Оказалось, проклятие. В прошлый раз красное чудовище потребовало уничтожить странника. И жалило… жалило и жгло его мозг, пока Бариэграс не сдался. Вопреки порядку, пренебрегая властью короля, мнением большинства снуркцев. И поступил правильно, потому что Ириэг, будь он неладен, Дарн оказался преступником. Если бы он сразу прислушался к совету огненного демона, не случилось бы несчастья.

Правда, тогда пришлось бы держать ответ перед Люцисом. Теперь все было иначе.

Сон, в котором явилась злобная огненная фурия, был настолько тяжелым, что Бариэграс уже решил, что останется в этом сне навсегда. Демоница, принявшая в этот раз облик прекрасной, но все такой же злобной женщины, жалила взглядом, завела его в лабиринт со стенами, исполосованными бурыми и красными пятнами, и пообещала оставить в нем навсегда, пока мозги не выкипят или не взорвутся от нестерпимого жара, если он не выполнит ее приказ: выследить и на месте уничтожить нового странника.

Бариэграс согласился сразу. Он уже знал, что не выдержит пытки, а никому не известный пришелец – никому не нужная обуза, выкидыш мироздания – исчезнет, как будто его и не было.

В тот же день Бариэграс вызвал к себе младшего воина городской дружины. Его друг, брат пропавшей год назад по вине первого странника девушки, с упорством помешанного продолжал поиски смысла в этой истории (не его ли пыталась скрыть огненная птица?). С того дня за Ланниром, сыном Константина, был установлена слежка, иногда шпион напрашивался в помощники, иногда следил тайно. И вот удача – как раз в один из таких дней поиски увенчались успехом – второй странник вышел из Леса.

Дальше все шло как по писаному: никто не сомневался в его решении уничтожить потенциально опасное существо. Все были уверены, что Бариэграс действует по приказу короля. Только Ланнир почему-то продолжал перечить. Неужели этот мальчишка о чем-то догадывается? Или это просто врожденное чувство справедливости, а по сути – глупости и нежелания прислушиваться к здравому смыслу. Даже сам король Люцис, когда Бариэграс удостоился ежегодной высочайшей аудиенции, не обмолвился ни словом о его самовольстве. Может, огненная фурия посетила и его? Или вообще была его посланцем? Бариэграс не решился спросить.

Взошла красная луна и за грудиной потянула тоскливая ниточка. Если птица не явится этой ночью, значит, ему снова удалось избежать смертельной опасности. Что же за тоска скребла и подтачивала на каждом вдохе?