– Как ваше имя? – наконец решилась расспросить незнакомца Марьяна.

– Мирон, – ответил тот, – Мирон Кирьянов, – уточнил он.

– Что с вами случилось? Почему вы упали с обрыва? И отчего у вас были связаны руки? – осторожно поинтересовалась девушка.

– Обрыва?! – недоумённо переспросил Мирон, – Связанный?.. – вопросительно взглянул он на Марьяну.

– Ну, да… Мы вас нашли под обрывом, повисшим на берёзе со связанными руками. Если не это деревце, то вы бы наверняка разбились о камни – оно спасло вам жизнь. Да и состояние ваше вряд ли можно было назвать жизнью – вы были на волосок от смерти, – приятным грудным голосом ответила она Мирону.

– Так что же, с ваших слов, выходит, я упал с обрыва и вы меня в бессознательном состоянии перенесли в эту избу? Но позвольте, сударыня, здесь в округе нет такого обрыва, чтобы, упав с него, можно было расшибиться насмерть, – пожал худыми плечами собеседник. – И почему у меня были связаны руки? Кто мне их мог связать – капитан-исправник? Но за то, что я тогда не совладал с собой, меня два дня продержали в арестантской и отпустили домой, – как бы рассуждал сам с собою Мирон. – Да, и почему я нахожусь в этой избе? Может быть, мои друзья что-нибудь могут прояснить?.. Ничего не пойму! – тряхнул он головой.

Мы отобедали у Андрея… Потом пожар в усадьбе Воронцовых… После этого меня обвинили в краже драгоценностей, пропавших во время пожара. Не сдержавшись от высказанной мне в лицо клеветы, я ударил исправника. Что же дальше?.. – задумался Мирон. – Меня отпустили из арестантской, и через пару недель я должен был прибыть в столицу и получить назначение к службе. Но меня, кажется, определили в рекруты… Всё! А теперь эти стены, – окинул он горницу недоумённым взглядом. – А как твоё имя, красавица? – с интересом посмотрев на Марьяну, произнёс Мирон. – Что-то я тебя не встречал в этих местах, да и среди крепостных не припомню такой. Откуда ты?

– Марьяной меня кличут, – с проступившим румянцем смущения потупила глаза собеседница.

– Марьяна… Какое редкое и красивое имя, – глядя в сторону, чтобы не смущать девушку, произнёс Мирон. – А кто этот мужчина, что подходил ко мне?

– Это мой тятенька Евсей, – вскинула порозовевшее личико Марьяна.

И тут только он разглядел её дивные, добрые глаза.

– Марьяна, я никак не могу понять, что же всё-таки со мной случилось. Где я? – растерянно пробормотал Мирон, ошеломлённый её взглядом.

– Отдохните немножко, думаю, что вскоре вы всё поймёте, – застеснявшись далее продолжать разговор, поднялась со стула Марьяна.

– Тятенька, он не помнит, что с ним приключилось, – подошла к седлающему лошадь Евсею Марьяна и передала ему их разговор с Мироном.

– Хм!.. Говорит, из арестантской отпустили? – почесал затылок Евсей. – Дык можа, того… туда его и упекли за то, что чужо добро пожаждовал[11]. И образок-то, что у его на шее, поди оттеля. Чудно как-то получатса: вроде простой служивый, а иконка-то больших деньжищь стоить… Апосля, когда везли, он и вздумал убечь, да и совался с горы-то, – посмотрел Евсей на дочь удивлённо-вопрошающими глазами.

– Да чего же ты говоришь?! – не согласилась с отцом Марьяна. – При чём здесь наши глухие места?.. Какие-то Воронцовы, пожар, драгоценности, исправник… Видать, не в себе он.

– Действительно… – задумался Евсей. – Чегой-то с головой у него, видать, приключилося. Ведь с такой высотишши брякнулся. – Съезжу-ка я за Серафимой, можа, она чево скажет, – решил он, ловко запрыгивая в седло.

– Ну что, сердешный ты мой, вижу, с Божьей помощью, скоро бегать будешь, – заключила Серафима, осмотрев Мирона и объяснив, отчего он не помнит событий последнего времени.