Немногочисленные слуги, время от времени приезжающие в город за провизией, всегда были крайне немногословны, а порой и специально напускали на себя вид таинственный и загадочный. Иные считали, что им есть что скрывать, другие скептически хмыкали: так, мол, легче цены сбивать.
За годы количество тайн вокруг замка не только не поубавилось, но и увеличилось в размерах и болезненности фантазии. Всякую странность теперь связывали с безумной волшбой колдуна: не по сезону несвоевременное нашествие летучих мышей, необъяснимо исчезнувшее столовое серебро, пожар, вызванный ударом молнии в жаркий сухой день, мор кур на хуторе близ города или повальная измена мужей.
А когда пару лет назад ни с того ни с сего стали пропадать девушки в округе, тут уж и сомнений не было, кто в этом виноват. Слухи слухами, но дело дошло до того, что жених одной из пропавших собрал сотоварищей и выступил было на замок с оружием. Городской голова едва отговорил от этой затеи обеспокоенную молодежь, пообещав усерднее заниматься поисками. И надо признать, беспокоился он не за то, что воинствующие молодчики нападут на добропорядочного гражданина, вина которого не доказана. Нет, он явно беспокоился за этих самых молодчиков, а то и за весь город.
И вот теперь этот самый возмутитель спокойствия искал золотошвейку. У городского обывателя голова пошла кругом от обилия самых невероятных догадок, зачем ему это понадобилось: от ужасных подозрений в некоем кровавом ритуале (будто для этого только золотошвейки и годятся!) до радостного предвкушения появления затворника на публике (ему, мол, гардеробчик сменить потребовалось). Как-никак сей господин был не только колдуном, но еще и графом с солидным недвижимым имуществом. Кумушки чесали языками насчет его внешности и величины кошелька, в чем редко кто сомневался, а дородные городские мужи осторожно подсчитывали, во что выльется им очередной грандиозный бал, ибо такое событие вряд ли окажется рядовым.
Однако на самом деле никто причин не объяснял.
Здоровенный мужчина с порванным ухом, в котором невесть как держалась изумрудная серьга, дерзко и по-разбойничьи улыбнулся оторопевшей Катерине, случайно оказавшейся за прилавком, и деликатно попросил образец работы ее падчериц. Хозяину, как сказал он, нужна лучшая и искуснейшая мастерица для работы в замке. А где, как не в вашем доме, прелестная госпожа, ее искать? Катерина, на которую внушительный графский слуга произвел неизгладимое впечатление, непререкаемым тоном отдала приказания, отчего слуги бросились выполнять просьбу, поставив весь дом вверх дном. И пока готовились образцы, она ворковала у прилавка.
Селина ворвалась ко мне, размахивая вышивкой, как флагом. Ее чудные золотистые волосы растрепались, синие глаза загорелись опасным огнем, щеки запылали. Ни слова не говоря, она смерчем пронеслась по моей маленькой комнатушке позади мастерских (единственное место моего уединения), разбрасывая обрывки ткани, переворачивая готовые работы и раздраженно фыркая.
Пока я с недоумением смотрела на нее, она выволокла приготовленные мною новые образцы (обычно мы показывали их заказчикам, чтобы выбрать рисунок и стиль шитья) и стала пристально рассматривать их.
– Селина? – не выдержала я.
– Этот! – внезапно завопила сестра, веером разбрасывая ненужное и патетически потрясая куском голубого шелка с вышитыми выпуклыми серебряными нарциссами, жемчужными ландышами и гладкими продолговатыми листьями. – Потом расскажу.
Через мгновение ее и след простыл. Что значил этот демарш, я узнала, как всегда, последней. Толстушка Марина, непрестанно всплескивая руками и задыхаясь от впечатлений, рассказала об «этом страшном слуге» (впрочем, мужчина он был – хоть куда):