Из всей семьи ближе всех была мне Селина, вечно окутанная ореолом романтических грез. Все наши разговоры, начинаясь о вечном, заканчивались насущным: о кавалерах. Она могла говорить о них часами, перебирая достоинства и недостатки каждого, сравнивая знаки внимания или, чего хуже, невнимания. Мне же перебирать было некого. Парочка юношей, случайно обративших на меня внимание, вызывали у меня отчаянную скуку и острое желание от них отделаться.

Я не была такой фантазеркой и мечтательницей, как Селина, по крайней мере, никогда не выражала свои эмоции так бурно, как она, но и я мечтала о своем счастье. А почему бы и нет? Но мои представления о нем вовсе не заключались в удачном браке. Остаться старой девой мне не грозило – через год, когда мне исполнится двадцать один год, отец наверняка подыщет мне (может быть, даже поинтересуется, нравится ли он мне) подходящего жениха, ибо с таким приданым, которое давал он всем своим дочерям, не надо иметь за душой ничего другого – ни красоты, ни шарма, но я надеялась, что до этого у меня еще есть время. Потому что я этого боялась.

Замужество никогда не прельщало меня так, как старших сестер, а встретить человека себе по нраву или – уму непостижимо! – полюбить в нашем хотя и не маленьком, но заштатном городишке, я не надеялась. Другого выбора в жизни, кроме как подчиниться воле отца, у меня не было, и это крайне угнетало. Я начинала внутренне бунтовать, ощущая, как нечто неотвратимое и заранее непобедимое загоняет меня в ловушку, запихивает в темный мешок обыденности и серости, из которого мне не выбраться. И тогда любимая работа становилась наказанием, а творчество – ремеслом. Мне хотелось все бросить и сбежать, чтобы хоть что-то изменить в своей жизни. И еще я прекрасно знала, что ничего подобного никогда не сделаю.

Каждый день, сидя в одиночестве в крохотной комнатке за шитьем, я пыталась разобраться в себе, пыталась уговорить саму себя смириться с уготованной мне судьбой, но от этого становилось только хуже. Так я и встретила свои двадцать лет. Оставался год на раздумья и свободную жизнь.

Однако очень скоро произошли события, полностью перевернувшие мою жизнь.

Все началось с того, что однажды вечером отец сообщил о важном своем решении.

– Я долго думал, дети мои, – немного смущаясь, сказал отец, – прежде чем решиться на такой шаг. Вам нужна заботливая мать, женщина, которая окружит вас лаской и вниманием, на что у меня нет ни сил, ни способностей. Десять лет я пытался справиться со всем один, но, боюсь, у меня не слишком хорошо это получалось. Так вот, дети. Я решил жениться.

– Мы больше не будем, – испуганно и отчаянно заявила за всех Дана. – Мы обещаем себя хорошо вести. Не надо жениться.

Отец продолжал, намеренно не замечая горестного вопля девочки:

– Ее зовут Катерина, вдова господина Макуйса. Она хорошая женщина. Спокойная, тихая, прекрасная хозяйка, отличная мать. И у нее есть сын Патрик, ровесник Селины. У вас будет заботливый старший брат. Вы полюбите их, вот увидите.

– Нет, отец, – опять встряла Дана, – нам и с тобой хорошо.

– Да, Дана! – внезапно резко оборвал ее отец. – Я так решил.

Увы, нам слишком хорошо был известен этот тон. Он говорил о том, что, коль отец принял решение, он его не изменит. Мы втихомолку поплакали и повозмущались в своих комнатах и принялись ожидать неминуемого.

Через две недели в наш дом въехала Катерина. Как феерическая красочная комета она притянула за собой целый хвост суеты, кутерьмы и суматохи. Непонятно, каким образом отец умудрился усмотреть в Катерине «спокойную, тихую женщину», но с этого момента покоя в доме мы не видали. О нет, она не была «злой мачехой». Она искренне пыталась нас любить и поэтому сразу же взялась за наше воспитание, горько сетуя об упущенных годах. Весь пыл нерастраченных сорока лет она выливала на нас, и больше всех доставалось, конечно же, младшим.