– А что у вас такое?

– Да как тебе сказать… Мы вроде как не в одной колее, – повторяет Джим одну из любимых фраз матери.

– Шейла хорошая девушка, – качает головой Люси. – Мне она нравится. Тебе нужно зайти к ней и поговорить. Вы должны общаться.

Святой принцип Люси – беседой можно исправить все, что угодно. Будь Деннис поразговорчивее, думает Джим, она быстро бы отказалась от этого принципа, поняла бы, как далек он от реальности.

– Да, я к ней забегу. – Ведь и правда нужно забежать. Нужно сказать Шейле, что он, как бы это выразиться, встречается с другими людьми. Трудный получится разговорчик, это еще мягко говоря. Поэтому мозг Джима сию же секунду деловито принимается забывать отважное решение. Шейла и сама все поймет. – Обязательно забегу.

– А к Тому ты ходил?

– Да.

– И как он там?

– Примерно, как и раньше.

– Лучше бы ему жить с нами, – вздыхает Люси.

– Ну и куда бы вы его положили? – с сомнением спрашивает Джим. – И кто бы за ним ухаживал?

– Я это все понимаю. – Подбородок Люси начинает чуть подрагивать, и Джим неожиданно осознает, насколько она расстроена. Вот только чем? – Понимаю, но все равно это неправильно, плохо.

Может, и неправильно.

– Я постараюсь ходить к нему почаще. – Это обещание начинает забываться с такой же скоростью, как и предыдущее.

– На этой неделе Деннис снова летит в Вашингтон.

– Что-то он в этом году туда зачастил.

– Да.

Люси все еще не может успокоиться после разговора о дяде Томе, она закидывает тарелки в посудомойку почти не глядя. Джиму не хочется спрашивать, в чем дело, обязательно ведь мать расплачется, а потом ее успокаивай. Он делает вид, что ничего не замечает, и с преувеличенной жизнерадостностью рассказывает, как прошла неделя, какие книги читал, что рассказывал учащимся на уроках, и видит, что Люси понемногу берет себя в руки. Что она, с Деннисом, что ли, поссорилась? Ну, в отношения родителей лучше не лезть. Джим почти ничего об этих отношениях не знает и ровно ничего в них не понимает. Да, собственно, и не хочет знать и понимать – так спокойнее.

С посудой покончено, разговор тем временем становится обрывочным, бессвязным.

– Что ты сказала? – переспрашивает Джим, задумавшийся о своих делах.

– Джим, ты меня не слушаешь. – Смертный грех по понятиям этого дома. Смертный и – увы – в этом же доме весьма распространенный.

– Прости, пожалуйста, – пробормотал Джим, но тут же на глаза ему попал крупный газетный заголовок. – Просто невероятно, в Индии снова голод.

– Да? А что там пишут?

– Все то же самое. Третий большой голод в Азии за один этот год, еще миллион умерших. А вот это, ты на это посмотри! Столкновение в Мозамбике, убиты сто человек! – Из кухонного окна открывается вид на базу морской пехоты. Эль-Торо, большая база. Два огромных ангара, около них, словно пчелы вокруг улья, кружат вертолеты, некоторые садятся, вместо них взлетают другие.

– Им нужно научиться говорить.

Джим молча кивает, все его внимание поглощено второй заметкой. Затем он откладывает газету и встает.

– Ну, я пошел. А то еще опоздаю на урок.

– Иди. Только не забывай, пожалуйста, почаще ходить к Тому. – Люси говорит очень серьезно, настойчиво, даже укоризненно. Да что же это с ней такое? Никак не успокоится.

– Не забуду, но ведь я был у него сегодня. Теперь съезжу в следующий четверг.

– Лучше бы во вторник.

Джим плетется в гараж. За весь вечер он так и не заметил ничего особенного в напряженном, взрывном молчании Денниса. Молчит себе и молчит. Джим давно привык к неразговорчивости отца.

– Кхе-кхе. – Деннис оставляет разноцветные провода, опутывающие двигательный блок машины, и глядит на неловко переминающегося сына. – Э-э, папа, у моей машины что-то непонятное с подачей энергии.