Старец не договорил, засопел носом. Макар Старинов шагнул к старцу, спросить, что тут ему, но из руки Феофилакта отлепился и сполз по тощему телу на пол широкий и весомый пакет из старой парусины. Макар поднял пакет и подивился надписи: «Послушнику Макарке Старинову во исполнение обета. Дает монах Феофилакт».

– Говорю тебе заместо молитвы, Макарка… Там, в пакете, древние поморские лоции и карты Северного морского пути… То есть росписи и чертежи, как от Архангельска, плывучи на Восток, попасть в земли теплые, богатые. И еще тут описание и чертеж, как из тех земель назад вернуться…

Старый шкипер закашлялся до посинения, сейчас вот-вот отойдет. Но сдюжил еще на две минуты.

– … Назад, Макарка, возвертаться надобно не через Северный путь, а через Китай и да через верховья сибирских рек… да через горы Алтай… да ты, когда прочтешь, все поймешь… Иже еси на небесех…

Макар Старинов подождал, пока старый помор, по концу жизни решившийся на полное затворничество, отойдет к праотцам, и сложил ему руки подобающим крестом. Сам перекрестился и перекрестил пакет, перечитав еще раз, что пакет дается ему «во исполнение обета».

Так монах позаботился, чтобы пакет у Макара не отобрал монастырский игумен или еще кто, посильнее. Ибо монах, божий человек, давал нечто вроде как с того света. А с тем светом – кому охота связываться? Тем паче, в пакете не деньги катались – ломались старые бумаги.

Пакет Макар Старинов сунул в особую дыру между полой рясы и подкладом. И побежал на истошный зов.

Дело боярина Куренинского, володетеля Шемякиной пятины, противу новгородского же купца Изотова «с чадами, животами и домочадцами» по монастырским коридорам гуляло аж пять дней.

Основной спор шел о том, что купец, хоть и царем назначенный, жил на землях Шемякиной пятины. Под володетельством боярина Куренинского. И, значит, должен все добытое за Камнем добро сначала отдать ему, боярину, каковой уже сам распорядится, куда и кому уйдет дорогущая пушная рухлядь. Нельзя, чтобы добро ходило помимо боярина, это же противузаконно!

На шестой день послухи донесли игумену, что боярин Куренинский готов во окончании дела вложить в казну монастыря целых три рубля серебром! А в подтверждение твердых намерений того выиграть дело – бродят вокруг монастыря новгородские ушкуйники, числом пятьдесят голов. Такие могут и монастырь подломить, чтобы дело перевесить в пользу боярина.

Игумен перед обедней почти решил дело в пользу Куренинского, когда запыхавшийся служка наскоро доложил, что в пяти верстах от монастыря пересели на заводных коней и бешено скачут сюда московские особые гонцы – к нему, к игумену – от царя.

Пять верст – расстояние долгое, время есть. Боярин Куренинский самолично поволок игумена в его келью, делать злое внушение и добиваться подписи под решением в пользу боярина. А ушкуйник Хлыст со товарищи принялся было споро ломать каменную клеть, где скрывался купец с семьей, да где сохранялись его товары и припасы.

Макар Старинов тогда подошел к ломщикам, подопнул одного санной оглоблей, а Хлысту сказал громко:

– Отойди от монастыря, Хлыст; шея у тебя крепкая, тебе еще пригодится… Гонцы царя Ивана в одной версте от Южных ворот. По моему делу идут, да по делу купца Изотова.

Хлыст, молодец высотой в два с половиной аршина, посмотрел на свою озлобленную ватагу, посмотрел на далекий лес за озером и негромко спросил:

– А пошто так?

– У купца грамота царя московского припасена на твоего боярина… Сильная грамота… Пограбежная. Имущество боярина по той грамоте отходит – царю!

– Елень переелпень! А чего купец Изотов ее нам сразу не совал? Когда с боярином ссорился?