– Изнасиловали тебя? – упал голосом я.

– Нет, Горюшка… Но дралась я так, что они, уже и пораненные моим ножом, и подбитые, и покусанные и исцарапанные изрядно, вошли в раж и вместо того, чтобы действовать союзно, тогда, может, и одолели бы, чего там, их было шесть человек… Но они просто вышвырнули меня за борт со злости, плюясь и ругаясь…

Я снова охнул, мне и представить подобное было жутко, да не жутко, невозможно, напасть, вшестером… Но Ава продолжала довольно спокойно:

– Озеро, не река, хотя бы не было течения, ночь, но к счастью, луна и звёзды прекрасно освещали мне всё…

– Ты… – не могу поверить я, – ты не испугалась, оказавшись в воде среди ночи, не умея плавать?

– Нет, мой свет, Белогор Ольгович, я не испугалась. Я обрадовалась, что вырвалась из их мерзких рук, что не чувствую их вони и не слышу голосов и того, что они говорили… А пугаться воды… Вода охладила мне тело, остудила ссадины и ушибы. Я поняла, что одежда топит меня и избавилась от лишней: от тужурки, от обуви… тонуть я не собиралась, хотя и нахлебалась воды, пока стягивала с себя все тряпки. Так что я пузырь сделала из намокшего платья и поплыла, как плавают собаки, лошади, кошки, все звери, попадающие в воду. Только у меня был ещё плот, в виде пузыря из юбки…

– Боги… – я не верил ушам. Я представил, смог бы я так… – лето было?

– Нет, милый, осень, даже листья уже опали к этому времени, утренники обмораживали траву… Но к холоду я привыкла раньше, когда спала в амбарах без крыш, ходила почти босая круглый год…

– Как ты выжила?! – выпалил я. – Как можно было выжить?

– Я не одна такая, Белогор, я… тебе дорога, поэтому ты принимаешь близко к сердцу мой рассказ… Но таких девушек… мальчишек ещё больше, только к ним между ног не лезут каждый день, но тоже достаётся… сиротам нелегко, Белуша. Столько сирот… Одно нашествие за другим, люди черствеют…

Лицо тут её просветлело, как лучик мелькнул сквозь тучи:

– Но знаешь, в Ганеше после пожара, ведь погибло столько людей… но ни одного сироты не осталось. Тех, что и до бедствия были и то по семьям разобрали… – она обернулась и улыбнулась так ясно, что и мне стало отрадно на душе.

А потом со вздохом отвернулась опять, предоставив мне продолжить заниматься её косами.

– У меня была подруга в Ганеше… – у неё немного дрогнул голос впервые за весь рассказ, – она… вот то же всё, что у меня. Только она решила, что легче всё же не бороться, а принять правила игры в которых ты не даже не игрушка, а пыль на игрушке…

– И что с ней? – спросил я, хотя ясно, что ничего хорошего…

– Пыль с фигур смахивают всё время и всё время разные руки… – произнесла Ава тихо. – Она умерла. Но не из-за этого… по страшной случайности из-за меня. Её убил человек, от которого я и бежала так спешно из Озёрного. Он четыре года преследовал меня, пока не узнал, что я выхожу за Явана. Тогда и зарезал. Думал меня, но обознался в темноте… Но не он, я не знаю, лучше было бы, если бы адская жизнь её продолжилась?.. Хотя она изо всех сил старалась не замечать своего ада… Когда оказываешься там, где была я, открыты только два этих пути…

Я сел рядом с ней на лавку, оставив уже заплетённую мной косу:

– Простишь ты меня когда-нибудь?

– За что?

– Я должен был прозреть раньше и не дать Дамагою сделать то, что он сделал… я – твой жених, я должен был защищать тебя. А я, далегляд хренов, всё проглядел. Слишком был уверен в себе, в тебе, в неколебимости грядущего и… всё проглядел. Всё проворонил…

Она смотрела на меня, подперев кулачком висок:

– Ну, ничё… – опять играется. Ох, Ава… – Ты шибко-то не страдай, я только крепче стала.