Стало быть, Бел не заговорщик, сразу легче, что он, именно он, мой дорогой Бел не злодей! Вот он и есть моё деревце! А ты, Явор, попался. Вот только надо понять, кто ещё с тобой, иначе всё напрасно, и деревце не спасёт, на голову наступят и утопят…

После трапезы я попросила Явора остаться. Он побледнел слишком румяными щеками, что тоже свидетельствовало в пользу моей догадки.

– Тебе зачем дядя мужнин? – спросил, вроде играя, Бел, но он взволновался, боится, что я выдам себя.

– Я, Белогор-кудесник, кое-чему на Солнечных дворах ваших научилась, хочу поговорить о здоровье дорогого дядюшки, – улыбнулась я.

Но Бел смотрит всё же напряжённо, глубиной своих глаз, тогда, подойдя к нему, я сжала его запястье, но продолжила говорить игриво, глядя при этом в глаза Белу, так, чтобы он понял, что я вовсе не собираюсь раскрываться:

– Ты сам великий лекарь, Белогор, останься, проверь мою догадку? Или?

– И давно ты на Солнечном дворе помогала? – Бел говорит совсем не о том, что думает…

– Пять лет. Жрецы ценили меня.

Мы с Белом смотрим друг на друга. Твои глаза, Бел, я все эти годы не вспоминала их, потому что не надеялась увидеть никогда… Ну, же, Бел, прочти мои мысли! Ты сможешь. Кто другой не сможет, ты сможешь…

– Ладно, царица, зайди после беседы вашей, поделись, до полудня время есть… – Понял, слава Богу…

А я не понял. Я смотрю на свою мудрёную жену, Солнечный двор? Как это понимать? Она из лекарских помощниц? Почётное занятие… не каждую берут, отбор проходят помощники и помощницы жрецов Солнца. «Жрецы ценили»… чё?! И на чёрта ей Явор?!

С Белогором так смотрят… не будешь ревновать… да я щас чокнусь уже от ревности! Явора зачем-то в оборот берёт, Белогора за руку держит, и стоят так близко, в глаза глядят друг другу… Конечно, он с детства её знает… Её семья в общем-то…

Но Доброгневе это тоже не очень нравится, похоже, она нахмурилась, бледнея, глядя на Белогора и Авиллу. Она-то… или… Что-то с Белогором у неё? Два жреца главных… а если они против меня объединились?..

На воздух выйти надо. Подожду телохранительницу мою на воле…

Виновен! Всё, попался ты, Явор, виновен! Но только я ничем не должна показать, что держу тебя за хвост, всего зверя надо поймать и весь замысел оценить…

– Ты нездоров, Явор, – спокойно сказала я, глядя внимательно в его голубые глаза, немного выкаченные их орбит. – Что ты так смотришь, испугался чего? – я улыбнулась и подошла ближе. – Позволишь? – я тронула его кожу: так и есть очень сухая, ломкая даже, как пересохший у очага пергамент.

Явор поднял глаза на меня.

– Воды много пьёшь? – спросила я.

– Очень? Измучился с этим… – растеряно признался Явор. Другого разговора ждал, вот и напугался… Вот и хорошо, бойся, мне виднее нутро твоё так.

– Особенно, если много сладкого ешь?

– Да. Тогда вообще…

– Кожа зудит? Бывает такое?

– Так.

– Давно это с тобой?

Он задумался на миг:

– Да… года с полтора, может два…

– Ясно, сахарная болезнь у тебя, Явор. Ты перестань сладкое есть. И ещё: трав дам тебе и скажу, как пить, здоров будешь. Только пей каждый день по солнцу, иначе опять будешь болеть, понял?

Он изумлённо смотрит на меня:

– В самом деле, вылечусь?

– Не веришь? Через месяц скажешь, лучше или нет, – я улыбнулась.

Вот и хорошо, врагов надо держать поближе, чтобы каждый их шаг видеть и предполагать.

Он улыбнулся, совладал с собой, играет отменно. Кто же с тобой ещё, Явор Мудрый? Я похлопала его по руке.

– Выздоравливай, дядюшка. Айда на улицу, солнце сегодня, охоты хотели, меня возьмёте? Давно в седле не сиживала, – я смотрю на него как можно более невинно.

Явор поднялся, высоченный, как все они в этой семье. Улыбается по-прежнему, смотрит на меня, буравя глазами: