– А потом? В брачную ночь? Что тогда происходит? – спросила Мэй.

Маргарет вынуждена была признаться, что о дальнейшем не имеет ни малейшего понятия.

И неудивительно: не было на свете более тщательно охраняемой тайны. Матушка прополола всю домашнюю библиотеку, чтобы ни одной любовной баллады не попало невзначай дочкам в руки. И закрывала им уши, если конюх вдруг сообщал, что соседский жеребец покрыл их кобылу.

В брачную ночь по-настоящему хорошо воспитанная девушка переступала порог спальни, не подозревая, как все начнется. Ну разумеется! К чему разрушать неведение? Для супруга нет ничего очаровательнее невинных девственных испугов. Мужчины любят обсуждать между собою забавные казусы их первой брачной ночи. Самые потешные затем не раз пересказываются в мужском обществе: о той, что кинулась бежать, едва ее стали раздевать; о той, что решила, будто больна, ощутив вдруг удовольствие; или той, что позвала на помощь слуг, посчитав, что у мужа припадок.

Мэри охотно поделилась собственными соображениями. Она приметила, как поступают животные. И потому предположила, что женщине следует встать в постели на четвереньки и ждать. Видя удивление сестер от столь неизящной позы, она великодушно прибавила:

– Думаю, ночную сорочку можно оставить.

– Придумала! – сказала Мэй. – Давайте спросим у Садимы.

Маргарет с Мэри захлопали в ладоши. Несомненно, горничная лучше осведомлена о таких вещах. Тотчас же вызвали Садиму. Сестры откровенно поделились с ней своей проблемой.

– И откуда мне знать лучше вас? – воскликнула Садима. – Я не замужем. А лет, как вам известно, мне столько же, сколько Мэй.

Мэй с Садимой были молочными сестрами.

– Ну, Садима, ты же понимаешь, что мы имеем в виду… – начала Мэй.

А имела она в виду, что хоть обе они и пили молоко из одной груди, но росли в разных мирах. Мир Садимы был попроще, в том числе и по части нравов.

Горничная, подавив раздражение, ответила.

– Что я могу сказать? Да, мне приходится видеться с кучерами и мальчишками из конюшни. И не всегда они ведут себя по-джентльменски. Порой позволяют себе дерзкое словцо, а то и руки распускают. Бывает, что и со мной. Но мой кулак тут же отбивает у них всякую охоту. Вот все, что мне пока известно.

Сестры вздрогнули при упоминании столь ужасных манер. И порадовались, что мужчины их круга донимают их лишь комплиментами и букетами. Или, в порядке исключения, странными испытаниями вроде ночи в особой постели.

– Ясно, Садима, сама ты ничего не делала… но ты же видела, правда? – не отступалась Мэй.

Она представляла жизнь слуг так: одна огромная кровать на все семейство, на кухне общая лохань для мытья, и дети видят все с младых ногтей. Садима сжала кулаки.

– Мне просто интересно, – продолжала Мэй, не замечая раздражения горничной, – как мужчина выглядит там. Внизу.

Она неопределенно указала на пояс. Старшие сестры с любопытством придвинулись.

Садима вдохнула поглубже. Затем открыла глаза и улыбнулась. Глаза у нее были черны от злости.

– Ах это, мисс? Ну, разумеется, тут я могу вас просветить! – сказала она фальшиво-веселым тоном.

И зашептала, держа ладонь у рта:

– Представьте себе, он длиной со спицу и весь мохнатый, от кончика до основания. Точь-в-точь как кошачий хвост, понимаете?

Девушки кивнули. Мэй подумала про сэра Сера, ангорского кота, который был у нее в детстве. Она вспомнила, как ей нравилось тянуть и гладить его длинный пушистый хвост, и решила, что, верно, оценит ночные часы с будущим мужем. Сестер ее это сообщение тоже как будто подбодрило.

Так что Маргарет храбро расправила плечи. Ее причесали, надушили. Затем она надела тончайшую ночную сорочку из батиста, целомудренно прикрыв ее домашним халатом. Будто догадавшись, что его ждут, в дверь постучал дворецкий. Маргарет последовала за ним. Она удалялась по коридору, чтобы провести ночь в таинственной спальне.