Он остановился напротив двух чекистов, на вид старших его по возрасту.
– Красноармеец Свяцов, – негромко представился первый.
– Петрушин, – в тон ему доложил другой.
Круглов по очереди оглядел их.
– Воевали? – спросил он, обращаясь сразу к обоим.
В глазах Свяцова сверкнули лукавые искорки:
– А то как же, товарищ командир! Как полагается. Пришлось вшей покормить!
– И не один год! – добавил сосед.
Круглов сделал шаг назад и провел взглядом по строю:
– Остальные как же?
– Все здесь навоеванные, – пронеслось по строю.
– Так и есть, товарищ командир, – заверил Петрушин. – Все в отряде воевали, не смотрите, что безусые. Может, кто на фронте и рядом был…
– Сами-то не на Юго-Западном, не под Брусиловым ходили? – поинтересовался Круглов, теплея.
– Не-е… Сам я на Северо-Западном, потом на Северном, а войну в Польше принял. А вот кто на австрияков ходил, такой здесь имеется. Земляк ваш, между прочим, местный…
– Это кто же таков, матросы-папиросы?
– Я это! – выкрикнул кто-то из строя. – Не признал меня, Григорий Михайлович?
Круглов, разглядев долговязого бойца, приблизился.
– Постой, постой… Васька, что ли?
– А то кто же? Он и есть, Василий Пыреев! Забыл, как мы у бабки Парашки вместе яблоки тырили?
– Как не помнить! До сих пор спина от батиных батогов горит!
По строю прокатился смех. Круглов обнял земляка – сухого, со впалыми щеками красноармейца, с глубокими морщинами на краях уставших глаз, на вид – старше его года на два; потом отстранил его и быстро вышел на средину строя.
– Товарищи чекисты! Я назначен командиром вашего отряда, – прокричал он торжественно и показал на стоявшего рядом Павла. – Моим заместителем назначен товарищ Калюжный Павел Андреевич!
– Знаем его! – раздалось несколько голосов.
– Тем лучше. Время тяжелое. Наша доблестная Красная армия изо всех сил бьется с ненавистной гидрой старого стоя – Колчаком! И нам бы сейчас сражаться на полях революционной войны, так нет же! Здесь, в тылу, бродят недобитые белые гады, норовящие подло ужалить советскую власть в самое ее сердце! Так что наш фронт здесь! Нам дан приказ – обезвредить в районе Глуховки отряд белого офицера Дункеля, покончить с бандой его приспешников из местных кровопийц и вернуть народу добро, которое они пытаются растащить!
Он помолчал, гордо оглядел притихший строй и добавил:
– Время не ждет, товарищи, дорога каждая минута! До Глуховки путь неблизкий – верст шестьдесят, да по тайге. Так что выступаем немедля! Привалов один-два. К третьему дню надо быть на месте. Вопросы есть?
Шеренга молчала.
– Выходим через пятнадцать минут! Все. Разойдись!
– Разойдись! – громко повторил команду Прокопенко.
Круглов повернулся:
– Показывай, комвзвода, наших рысаков, матросы-папиросы!
Глава 4
В Глуховку возвращались в молчании. Не то от усталости, не то от оглушающего рокота мотора, а может, от вида покачивающегося внизу, в проеме носового отсека, серого свертка, с которого Дарья не сводила глаз – так или иначе, говорить не хотелось. Только, когда слева показались избы поселка и мотор, недовольно чихнув, перестал реветь, Павел, обернувшись, спросил Трофима:
– И куда мы теперь?
Даша удивленно покосилась:
– Разве не домой?
Павел кивнул на сверток:
– А с этим как?
Трофим развернул лодку в сторону гаражей и пожал плечами:
– Васильич у реки живет; если у себя – сразу и отдадим…Если нет – зайдем в его контору…
Дом участкового действительно находился невдалеке от лодочных гаражей. В одном из них, разгрузившись, рыбаки сложили походный скарб, выкатили из-под навеса старенький, с разбитой люлькой ИЖ и, оседлав его, застрекотали надрывно и гулко по склону холма к деревне. Въехав на вершину, свернули на главную улицу, тянувшуюся параллельно берегу, проехали еще немного и вскоре, пофыркав глушителем, остановились у небольшого бревенчатого дома, отличавшегося от остальных разве что широкой остекленной верандой. Во дворе маячила чья-то согнувшаяся фигура.