Каждое зимнее утро фрау Штольц с большим трудом вытаскивала девочек из-под тощих одеял. Девочки мёрзли. От холода не спасали допотопные салопы, ни гарусные капоры. В шесть часов утра у воспитанниц играли общий подъём. Печи уже остыли и в дортуарах не выше 8 градусов.


Восьмая дочь обедневших дворян из Лифляндии Марина Бирюкова-Унгерт не стала дожидаться обращённых лично к ней, бодрящих дух и тело, слов фрау Штольц. Задержав дыхание, девушка выскользнула змейкой из кровати наружу. Сразу быстро побежала на месте, энергично работая руками. Эту маленькую хитрость, серьёзно облегчающую тяготы и лишения институтского быта, ей ещё в средних классах подсказала подруга – дочь погибшего на Кавказе полковника драгунского полка – Маняша Маленькая.


«Маленькая» это не определение роста, а фамилия. Ростом Маняша выше среднего. Мать у неё умерла от родильной горячки. Отец, – отчаянный рубака, – тяжело переживал смерть красавицы жены и всё чаще заливал горе всем, что горит – от интеллигентного грога до демократичной чачи и спирта. Результат утопления горя в вине скоро сказался. Будучи под изрядным подпитием, бравый полковник лично возглавил кавалерийский разъезд, и первым погиб, нарвавшись грудью на османскую пулю.

Воспитывала Маняшу до девяти лет престарелая тётка в глухомани Рязанской губернии. Светских манер среди деревенской детворы она не набралась. Зато, с младых ногтей познала кучу бытовых мелочей, делающих каждый день подруг чуть легче, чем для их товарок по институту.


Обе девушки, Маняша и Марина, учились в Смольном на деньги гофмейстерины Екатерины Карловны Штакельберг. Капитал от продажи большого имения в Лифляндии она завещала для оплаты обучения неимущих смолянок.

На нужды самих воспитанниц требовалось немного денег, что-то около 40 рублей в год на одну смолянку. Дороже в 5–6 раз обходилось содержание обслуги и охраны.

На 200 институток приходилось до 1000 человек обслуживающего персонала, включая преподавателей.


После умывания по пояс холодной водой, девушки шли на утреннюю молитву, после давали чай с булкой. На завтрак, кусок хлеба, едва помазанный маслом с сыром, и миска молочной каши или макарон. В обед, как обычно, жидкий супец без мяса, на второе – мясо из супа, на третье – маленький пирожок. На ужин – вечерний чай с булкой.

В постные дни, а они были два раза в неделю, на завтрак давали три картофелины с постным маслом, кашу-размазню, в обед суп с крупой, кусок отварной рыбы с малюсеньким пирожком.

После завтрака девицы шли в классные комнаты, где под руководством преподавателей, долбили детскими умами гранит наук ежедневно по 6–8 часов.

Ради справедливости, заметим, в Смольный институт благородных девиц попадали девушки в основном двух категорий. Первые не могли, в силу материальных трудностей, получить домашнего образования. Вторые, неспособные к учёбе либо по складу ума, либо по глупости и лени. Так что девицы, собранные под крышей Смольного, не отличались особыми талантами и горячим желанием стать людьми новой формации.


Преподаватели Смольного заслуживают отдельных строк.

Как вы сами понимаете, из двух сотен воспитанниц, минимум как сотня девиц начинала осознавать себя особями женского пола. Им, в известную пору, страсть как хочется любви и ласки. Природа-с, господа! С ней не поспоришь. Сотня Джульетт, собранных в одном месте – страшная сила. Они жаждут каждая своего Ромео и, не дай Бог, если на их пути попадётся зазевавшийся молоденький, хорошенький учитель танцев или физкультуры. Впрочем, предмет преподавания не имеет ровно никакого значения.