А тем временем тени вокруг меня начали медленно двигаться. Откуда-то послышался шорох и кажется, даже смех, показавшийся мне мужским. Отвратительным. Пьяным…

Резкий, противный и слишком громкий скрип ветки по оконному стеклу реальной болью ударил по натянутым до предела нервам. Сдавленно вскрикнув, я дернулась назад в напрасной попытки оказаться как можно дальше от этого жуткого места. Затылок и лопатки стукнулись о твердое дерево, в глазах вспыхнули искры, а следующий рывок в сторону походил скорее на инстинктивный бросок ударившейся в панику жертвы, чем на осознанное решение человека.

Один щелчок, и над изголовьем вспыхнули одинаковые, небольшие изящные бра. И все равно, обернулась я судорожно, до хруста сжимая кулаки, по-прежнему прижимая скомканный край одеяла к груди.

Но…

Спальня осталась прежней. Просторной, в светлых тонах, в чем-то даже уютной, знакомой и родной. И никаких монстров в ней не было и в помине, все привычные предметы снова приобрели свой обычный вид. Ни искаженных силуэтов, ни удлиняющихся теней, ни крючковатых, тянущихся ко мне пальцев. Ни шорохов, ни смеха. Ни-че-го.

Тщетно пытаясь унять судорожно колотившееся сердце, тяжело дыша, я притянула колени к груди. С силой обхватив голову дрожащими ладонями, закрыла глаза, закусив нижнюю губу, чувствуя пробирающееся в душу отчаянье.

Говорят, все человеческие фобии берут свое начало из детства. Отчетливо осознавая причину собственного страха, я никогда не отрицала это утверждение. Но и понимала все больше и больше с каждым годом, что от боязни темноты мне, похоже, не удастся избавиться никогда…

Ложиться спать больше не имело никакого смысла. Я банально не усну, руки еще долго будут мелко трястись, да и заледеневшие ступни так сразу не согреются, и это уже не говоря о моем остальном внутреннем состоянии.

Потерев виски, пытаясь избавиться от противного, тошнотворного послевкусия, оставленного моим личным кошмаром, откинув одеяло, поднялась с кровати. И вышла в коридор, завязывая на ходу поясок шелкового халата, накинутого уже возле двери.

В нашем доме никогда не гасили свет. Только сейчас, идя по длинному коридору, аккуратно ступая босыми пятками по светлому паркету, я поняла это. Одна-две настенных лампы всегда горели на каждом этаже, в каждом закутке, мягко освещая огромное пространство, создавая приятный, но совсем не страшный полумрак. Раньше я не замечала подобные мелочи, воспринимая их как должное. Но…

Бабушка не обращала никакого внимания на мою фобию, считала ее чем-то вроде каприза, а потому никак с ней не боролась, не заставляла обратиться к специалистам, хотя я просила ни единожды. И только прислуга, к которой я всегда относилась с пренебрежением, тактично оставляла свет включенным…

На кухню я заходила редко. Ночные перекусы не значились в списках моих привычек, и все же, на кухне я бывала ни раз. Готовить я умела и очень любила, жаль только, что кулинарничать почти не доводилось.

- Кристина Михайловна! – испуганно-укоризненный возглас кухарки застал меня врасплох. Впрочем, как и ее мое внезапное появление в ее владениях. – Что вы здесь делаете?!

Тяжелый вздох удалось подавить с трудом. Я подозревала, что я и кухня – это странное явление для нашего особняка… Но не настолько же! Поневоле стал возникать вопрос, а что окружающие вообще обо мне знают? Выходило, что почти ничего…

- Я всего лишь хочу выпить чаю, - доставая чашку из шкафчика, тихо ответила, кивнув в сторону закипающего чайника. – Надеюсь, можно?

- А… - кухарка, Лариса Витальевна, женщина среднего возраста, довольно приятная на вид, профессионал своего дела, заметно растерялась. И так и застыла посреди кухни, неловко комкая чистый фартук в руках. – Да, конечно…