Дом опустел, отбыл на иностранном джипе Сергей, укатил на стареньком «Москвиче» прораб, рабочие поплелись к электричке. Марат пытается читать, но увлечься не получается. Гасит свет, вертится на кровати, считает овец. Бесполезно. Вскакивает с постели. Кивает собаке:

– Ладно, пошли. Спасем старушку.

Через две минуты возвращается, сдергивает простыню и направляется обратно в дом. Кряхтя и изрыгая проклятия, запихивает простыню под фисгармонию и целый час, по сантиметру, волоком перетаскивает тяжеленный инструмент в самую теплую комнату.

18

– Пойдем в комнату, там теплее, – гнусавит Андреа, плотнее закутываясь в махровый халат.

– Пойдем, я здесь потом сама уберу, ты ложись. – Алла отодвигает чашки с недопитым чаем. – Где тебя так угораздило? На работе продуло?

– Нет, – заходится в кашле… – под Биг-Беном.

– Где?

– На Пушкинской.

– На скульптуры ходила смотреть? Ну наконец-то выползла! – радуется Алка. – И какой он?

– Ледяной и без циферблата. Ничего интересного, как я и думала.

– А по-моему, ничего.

– Вот именно. Ничего. Растает и испарится без следа. Странное занятие – строить ледяные скульптуры. Несколько дней радости – и все, одни воспоминания.

– Бывает, некоторым суждены лишь минуты счастья. И они потом всю жизнь благодарны, – философски замечает подруга. – А ты как хотела?

– Я хотела, чтоб навсегда.

– Так не бывает.

– Бывает…


– Неужели так бывает, Анди?

Пас недоверчиво смотрит на младшую сестренку. Прошло целых три года с момента их последней скоропалительной встречи. Все это время каждая жила своими проблемами. Пас – постоянным появлением детей, Андреа – их отсутствием. А ведь до замужества старшей они были очень близки. Теперь младшая пытается восстановить утраченную душевность. Она только что прошла в последний тур международного конкурса и доехала, наконец, до Мадрида взглянуть на «свежерожденного» племянника.

– Что тебе кажется удивительным? – не понимает Андреа. Она покачивает коляску с хрюкающим Марио-младшим, мысленно примеряя на себя роль матери, и с улыбкой наблюдает за двухлетней Марией, которая увлеченно готовит песочную кашу.

– Все, Анди. Абсолютно все. Твой отъезд, конкурс, Дим, Россия. Россия! – повторяет Пас с таким ужасом, как будто Андреа уехала на необитаемый остров работать Пятницей у господина Крузо. – Может, вам переехать сюда? Для гитаристов здесь столько же возможностей, если не больше.

– У Дима группа, концерты. Языки ему не даются. И потом, это я играю испанскую гитару, Дим нет.

– Вот именно, ты играешь испанскую гитару, а живешь где?

– С мужем живу. И потом, тебе ли меня поучать? Ты тоже собиралась совершать открытия, производить элементы, а производишь… – Кидает красноречивый взгляд на коляску.

– Да, теперь не до открытий… – грустно вздыхает Пас.

– Ты могла бы дома попробовать. Микроскоп же стоит мощный.

– Микроскоп-то стоит, только разглядывать в него мне, кроме кишечной палочки младенца, нечего. Все пробирки Марио давно забрал в лабораторию, подальше от детей и от греха. Я ничего не могу: ни задачу решить, ни опыт провести.

– Ну, знаешь! – укоряет Андреа. Она не тот собеседник, которому можно пожаловаться на наличие детей. – Во-первых, это твой выбор, во-вторых, ты каждый день решаешь целую кучу стратегических задач: во что одеть, чем накормить и как развлечь. Ну, а в-третьих, у тебя целая куча подопытных кроликов. Экспериментируй, не бойся! Потом поделишься результатами.

Пас не разделяет энтузиазма сестры, не поддерживает шутки.

– Я просто не хочу, чтобы ты повторила мою ошибку. Не растворяйся в мужчине.

– Я и не растворяюсь. Видишь, на конкурс приехала.