Но, если бы он проявлял смелость только с женщинами, то перестал бы уважать себя. Никто не мог вспомнить, чтобы паренек хоть чего-то испугался. Никто. Да что говорить! Он, пожалуй, единственный в деревне, осмеливался произнести вслух слово «ракал». А это, знаете, вершина героизма. Что такое «ракал»? Дикий кабан, еще не прирученный. Потрясающе сильный и смертельно опасный зверь. Первый враг крестьян Северных провинций. Того, кто здесь произносил вслух слово «ракал», тут же одергивали: "Беду накличешь!". Для определения ракала в устной речи существовало огромное число эвфемизмов – "огненный черт", "отец демона", "тот кто живет в лесу"… А Расмусу эвфемизмы были до лампочки. Он верил в свою силу и отрицал идиотские предрассудки. "У тебя точно есть харат!" – говорила ему сестра Тильда. Она, как ведьма, знала такие вещи. Что такое «харат»? Колдовская сила, которой обладали инглуды, демоны, возникшие из дыхания первоначального великана Мертина.

Друзья сидели в домишке Мариуса, за столом. Мариус – на лавке, Расмус – на специальном рундуке, в котором отец хранил то, что считал вещами особой ценности. Рундук требовал решительной модернизации. Владелец рундука оглушительно храпел за стеной. В противовес, за окном успокоительно звенело соловьиное глиссандо.

Расмус посмотрел на друга и горестно покачал головой:

– Вот простофиля! Вырасти вырос, а ума не вынес!

Это Расмус мог. Пословицами и прибаутками сыпал направо и налево, достигая порой то, чего не достигнешь отточенным красноречием. На столе нелепым мертвенным мазком улегся лунный блик. Что Мариус мог возразить? Уж влип, так влип, не поспоришь. Но он знал друга. Расмус – не из тех, кто тратит время на бесплодные упреки. Он не станет жевать тягучую дидактическую жвачку. Он – человек практический.

– Что делать добираешься, чума? – спросил Расмус.

– Ничего! – угрюмо отрезал Мариус.

Расмус взъерошил жесткие, как проволока, черные свои волосы.

– Я одного не пойму, – покачал он головой. – Как ты сообразишь, кому эту чертову шпору отдать?

– Оказано же – он сам меня найдет! – раздраженно напомнил Мариус.

– Не пойму, – скривился Расмус. – А ну как тебя завтра на отработки к герцогу Тилли загребут? А случись война – и в армию попадешь? Тогда что? Как они тебя найдут?

Мариус не ответил. Он предпочел иной поворот темы.

– Ты-то сам что бы делать стал?

– Мне-то самому никогда это дерьмо не всучили бы, – заявил Расмус.

– Да уж, – иронически протянул Мариус. – А в горы проехаться, в обитель Ордена не хотел бы?

– Да они бы ко мне на шаг не подошли, – усмехнулся Расмус. – По голове им дрыном – и весь разговор! Это ты только, тюха, дал себя связать.

Мариус не сомневался – дружок так просто себя связать бы не дал.

– Ладно, смелый, – зло сказал он. – На словах ты герой. Да речь не о тебе. Мне-то что делать?

Расмус поскреб подбородок.

– Не знаю пока, – признался он.

По улице кто-то пробежал. Послышался женский визг и многозначительный громкий шорох. Шалит молодежь! Расмус повел головой в сторону шумов. Шуршал бы и он, если бы не дружок-дурачок, который хуже ребенка. А мы, к сожалению, в ответе за братьев меньших. За тех, кого приручили.

– Ладно, давай расходиться, – сказал Мариус устало.

– Ну, чего обиделся? – воскликнул Расмус. – Правда ведь, не знаю. Дай подумать. Чего торопиться? Не на пожаре.

– Да иди уже, иди к своей Соньке, кобель хренов! – выкрикнул Мариус. Нехорошо выкрикнул. С глубинной злостью. Случались у Мариуса внезапные перехлесты эмоций, когда разум почти отключался, а сигнальные системы переходили на автопилот. Порой Мариус даже сознавал, что говорит лишнее или просто порет чушь – но остановить поток отрицательной энергии не мог.