Ему сделалось зябко. Поёжившись, он тихо пропел пришедшие на ум строки одной странной песни, услышанной очень давно на торговом причале в Бирке:

На стёртых скамейках беззубые феи

К нам вывернут шеи, не чуя подвох.

И сразу заметят измятый подол,

Не распознав шёлковых складок.

К нам приближается время загадок

Когда распускается чертополох…

Зря ворожила хозяйка нечистой рукой –

Я объявляю тебя святой…

Мужчины как цветы и плоды – красивые, сильные, падают с дерева – народа, иногда массово погибая, иногда захватывая новое пространство, давая начало новому дереву, а женщины как ветки, с которых упали эти плоды, всегда остаются на дереве, увеличивая его крону…

Неожиданно из ночного серебряного воздуха, переплетённого над лесом с дымами очагов, раздался настороженный девичий голос:

– Вишена, это ты поёшь? Где ты? Тебя все давно уже ищут…

– Зачем ты пришла, Маргит? Увидят нас вместе наедине, не оберёшься хлопот! – отозвался Вишена, отвлекаясь от созерцания драккара.

Он пошёл на голос. Вдруг оглянулся. Ему почудилось, что в последний момент глаз деревянного дракона хитро сощурился, словно ядовитый змей Ёрмунганд подал таинственный знак, предрекая некие события в грядущем. Вишена поёжился, растёр озябшие пальцы. Одежда его была черна, как сажа, и ему удалось незаметно приблизиться к неподвижно стоящей женской фигуре. Ему было хорошо видно Маргит в белеющем шерстяном платье и козьей накидке с капюшоном. Подойдя к ней сзади тихо как рысь, он страшно прорычал:

– Попалась!

Девушка вздрогнула, но через мгновение узнала охватившие её руки и воскликнула:

– Я с тобой стану седой, как можно так пугать, злобный карлик-цверг!

– Разве цверги умеют так целовать? – рассмеялся он низким, грудным смехом, и стал целовать девушку в губы.

– Ты не ярл и не херсиср, а самый настоящий зловещий цверг, крадёшь младенцев и ешь их сырыми, скотину не моришь болезнями и посевы, и все твои воины из Скании и Ранрикии тоже карлики, – шутливо проговорила девушка, пытаясь освободиться, – как ты можешь думать, что мой отец отдаст меня в жёны такому существу?

Вдруг Вишена странно затих, выпустил девушку из объятий, и уставился в темноту, сказав при этом:

– Чего в вашем Bикхеле происходит снова? Люди с факелами бегают, наверное, опять ссора, как всегда бывает на хмельном пиру.

– Ярл Эймунд забрал оружие у твоих дружинников, и правильно сделал, а то вы такие гости, что непременно устроили бы в посёлке резню, – ответила Маргит, став вдруг серьезной и отстраняясь от Вишены.

Но он грубо ухватил её за длинные струящиеся волосы, с восхищением чувствуя шёлковые пряди, и прошептал неожиданно нежно:

– Разве это правильно, убегать от меня?

– Сейчас, когда ярл Эймунд послал большую часть своих людей собирать дань с лесных жителей, вы очень опасны с вашими грабительскими замашками. Все помнят, что вы устроили в прошлую зимовку в своём Страйборге.

– Обидеть меня хочешь, Маргит? – Вишена намотал её волосы на кулак, и притянул к себе, стараясь не смотреть в глаза, – в Страйборг тогда неожиданно вернулся Эддли, убивший много лет назад своего брата, конунга Гердрика, отца мудрых Хельги и Тюры. Как мы могли спокойно смотреть, как этот наглый убийца сидит снова вместе с нами за столами, ест и пьёт?

– Ты просто ревновал его к дочерям Гердрика, потому что сам хотел жениться на одной из них, и стать ярлом в Страйборге. Поэтому ты и убил Эддли. Отпусти меня!

Девушка наступила ему на ногу, чтобы причинить боль, но слова оказались больнее. Вишена разочарованно оттолкнул её:

– Эддли нарушил закон, убил брата, его осудил общий тинг за убийство Гердрика, и за это он не смог бы просто откупиться вергельдом. На пиру он первый напал тогда на нас со своими наёмными пруссами, и мы тогда чудом спасли Страйборг от захвата и разграбления. А потом случилась эта история с жертвоприношением, когда Хельга обвинила меня в колдовстве…