– Нет, – бросает сухо и выходит, толкнув дверь с обратной стороны, но она не закрывается до конца, и я вижу, как стремительно он спускается. Пожалуй, когда сосед его провожал было даже медленнее.

Закрываю за ним дверь и говорю укоризненно, глядя на себя в зеркало:

– Помощниками не разбрасываются.

А потом несусь к окну на кухне, которое выходит во двор, и успеваю заметить, как он садится в машину. Хлопает дверцей и резко стартует, скрипнув резиной.

Причина такого поведения мне непонятна и думать об этом не хочется, а вот кушать – очень. Поэтому приоритетом номер один становится разбор сумки с продуктами. Не собираюсь голодать в свой последний день. Или сколько мне там предначертано извращенной фантазией больного ублюдка.

Едва в моем животе оказывается еда, включается уснувший от голода мозг.

А что, если стервятники на самом деле никакие не стервятники, а надзиратели? Они таскаются по пятам и заставляют следовать правилам не потому, что рассчитывают, что кто-то дойдет до финиша. Второй ведь так и сказал, что расстроится, когда я отправлюсь вслед за остальными играющими. Тогда, выследив их, можно понять, кто все это затеял. Только как это сделать? Да и мужчина с шахматной доской вел себя странно, а выглядел еще более странно: как будто он играл строго по сценарию, безотносительно обстоятельств. Кому это может быть нужно? Все эти сложности, для чего? Неужели в самом деле для раскрутки популярности какого-то клуба? Так он и три месяца назад, когда только открылся, был на пике, и два, когда подруга затащила меня туда. Хотя, народу стало несколько больше, я отметила это еще когда танцевала в клетке, но стоят ли пара десятков человек, купивших там выпивку, таких трудозатрат? Если мужчина – актер, а стервятники – надзиратели, то это работа, за которую также нужно платить.

Был еще один вариант: тот, кто это затеял, просто псих. Чокнутый сукин сын, которому плевать на деньги, у него их столько, что стало скучно. Вряд ли бы нашлись идиоты начать эту игру зная о последствиях, если бы сокровища не были реальностью. То есть, выходит, человек, как минимум, богат. Вот если бы у меня был хоть один знакомый богач, тогда можно было бы поспрашивать его о ему подобных, но, так как такового не имелось, было принято единственное возможное решение – снова поехать в тот шахматный клуб.

Накидываю ветровку и по привычке сую руки в карманы, а потом морщусь, нащупав несколько мешочков. Вытаскиваю все и лишние убираю в ящик столика в прихожей, а последний открываю и вытряхиваю содержимое на ладонь. Недовольно смотрю на огрызок линолеума, на обратной стороне которого цифра четыре, сую его обратно, беру ключи от машины и альбом с карандашами и спешу в жизнерадостный двор завоевывать расположение местных жителей.

Прежде, чем толкнуть дверь на улицу, задумываюсь: а что, если наблюдающие во дворе и поедут за мной? Тогда они увидят мою возню вокруг места, где мне быть не положено и это может резко сократить число оставшихся мне дней. С четырех примерно до нуля.

Поднимаюсь до пятого этажа и выглядываю во двор из окна подъезда, но никого обнаружить не удается. Может, у них сегодня выходной? Подсказка только первая, я её успешно получила, с одной точно ничего не разгадать, а значит можно немного и отдохнуть. Но паранойя уже достигла угрожающих здравому смыслу масштабов, и я принялась с удвоенным рвением накручивать себя.

Допустим, те двое в самом деле наблюдатели. Но никто не исключает и наличие стервятников, не зря про них говорил Пашка. Или все же они стервятники, но наблюдатели тоже есть, просто ведут себя поскромнее, предпочитая оставаться в тени. Только вот Коля сегодня так петлял, что не заметить на дороге автомобиль, проделывающий те же маневры, было практически невозможно: за нами следовала только одна машина. Впрочем, вторым и не требовалось тащиться по пятам. Если они только следят за верным ходом игры, то прекрасно знают о конечном пункте, куда мы должны были прибыть.