Серб задумчиво рассматривает выпирающий неотъемный магазин.

– Так это исходно кто был, «маузер» или «маннлихер»?

– Если ты про оригинал, то по паспорту назывался он «комиссионная винтовка образца тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года». Сборная конструкция, у Маннлихера там взяли магазин, у братьев Маузер еще что-то. Потом уже, когда кайзеровская армия перешла на маузеровские «девяносто восьмые», старые «комиссионки» переделали под обычную обойму.

– Век живи, век учись.

Крук возвращает мне карабин, а я добываю из баула последний ствол.

– И наконец, японская пехотная винтовка «арисака-тридцать восемь», год выпуска тоже хрен разберешь. Досталась в куче общих трофеев, остальное почти все продали, а ее я себе оставил. Три месяца назад старушка еще была живая, последнюю обойму расстрелял, теперь жду пока из-за ленточки прибудет заказанная коробка. У нас в Демидовске, естественно, японскую «шестерку» можно даже не искать…

– Только у нас? – усмехается Белич. – Это тебе к «Фьокки» надо.

– Фьокки?

– Итальянская контора, которая под заказ выпускает любые боеприпасы, хоть три раза антикварные. Цена негуманная, но работают вроде качественно. Да у тебя ж вон была ихняя упаковка патронов для «штурмгевера».

– А. Я думал, они «Фиоччи» зовутся.

– Неправильно думал. Уж поверь человеку, который говорит на трех итальянских диалектах.

– Верю, верю. – Убираю винтовки в шкаф и достаю последнюю сумку, а вернее, кофр с несколькими отделениями. – Здесь имеем раздел последний, короткоствольное оружие. Мой «баллестр» ты уже видел, – хлопаю себя по кобуре, – на свадьбу подарили вместе с ЛЦУ, зеленый лазер и все дела. А до того основным стволом у меня был вот этот «кольт», – достаю из кофра, – взял трофеем там же, где и «фал», агрегат хотя и выпуска шестидесятого года, но вполне еще рабочий.

Крук кивает: знаю такие, мол. Ну, еще бы.

– У Сары рабочим стволом десятизарядный «йерихо», компакт, сорокового калибра.

– А не слишком? Отдача для компакта великовата.

– Я б тоже усомнился, но ей подходит. Проверяли. И в деле тоже.

– Тогда молчу, – разводит руками серб.

– Ну и ладно. Дальше у нас имеются вот такие вот раритеты: шведская «хускварна-ноль семь», выпуска тридцать шестого года, – демонстрирую сей лицензионный клон браунинговской конструкции, – по механике пистолет вроде живой, однако патронов у меня нет, «девять-лонг» хрен где найдешь.

– «Фьокки» в помощь.

– Да я уж понял. Включу в следующий заказ… Ну а такого ветерана ты, конечно же, видел, – аккуратно извлекаю из древней кобуры желтой кожи такой же древний «люгер». – Кайзеровский пехотный «пэ-ноль восемь» выпуска пятнадцатого года, но явно после нескольких ремонтов, там внутри половину деталей заменили. Случайный трофей; проверил, что стреляет, ну и оставил себе.

– И насколько точно стреляет?

Пожимаю плечами:

– А шут его знает, с чем сравнивать. Всяко точнее меня. – Пистолет вместе с кобурой отправляю на место и открываю последнее отделение кофра. – Ну а тут обитают карманнички, раритеты не раритеты, однако модели тоже исторические. Зейдлевский «маузер ха-эс-це», в войну такой использовали люфтваффе, но этот конкретный ствол – коммерческий выпуск семидесятого года под «девять-курц»; состояние в норме, стреляет прилично. Не покупал, честно подарили.

Обстоятельства подарка и имя дарительницы лучше опустить. Табличку «за бдительность» я на рукоятку розового дерева так заказывать и не стал, во избежание.

– Ну и последний пистолет, еще одно наследие Второй мировой – вот, «зауэр-тридцать восемь» выпуска сорок четвертого года. Не знаю уж, для вермахта или СС, тут не обозначено, и хорошо, что не обозначено, пусть оно хоть дважды трофей, а ствол со свастикой я бы в коллекции держать не стал.