– Взгляните на Монако, – сказал Филипп, – он почуял наших часовых; очевидно, мы гораздо ближе к цели, чем я полагал.

Действительно, собака начала проявлять признаки беспокойства; она носилась взад и вперед, виляя хвостом и тихо и радостно повизгивая.

– Кто идет? – вдруг раздался громкий голос человека, еще невидимого за деревьями, скрывавшими его. Послышался звук взводимого курка.

– Друг, – поспешил ответить Филипп, – Береговые братья!

В ту же минуту ветви раздвинулись и показались несколько флибустьеров. Увидев Монбара, столь любимого и уважаемого всеми Береговыми братьями, они бросились к нему и окружили с радостными криками и приветствиями. По знаку Филиппа восстановилась тишина, и все направились к судну, которое скоро заметили в узкой и неглубокой бухте; густая завеса из корнепусков не давала увидеть шхуну с реки.

Это было изящное судно водоизмещением в триста тонн, легкое, гибкое, которое, когда ветер надувал его паруса, должно было лететь по воде с неимоверной быстротой. Монбар и Филипп бросились в лодку и отправились на шхуну.

Знаменитый флибустьер, взойдя на судно, с удовольствием отметил про себя, что оно равно было готово и сражаться и бежать, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства. Филипп соблюдал строгую дисциплину на своем судне. Все было в порядке, все опрятно, что было редкостью на флибустьерских судах. Оба флибустьера спустились в каюту и сели друг возле друга на складных стульях. По приказанию Филиппа прелестный маленький юнга лет десяти, с лукавыми чертами лица, с хитрой рожицей, поставил перед ними прохладительные напитки и вышел.

– Вы взяли с собой сына Марселя? – заметил Монбар, приготавливая оранжад.

– Да; после смерти отца бедняжка остался совсем один. Он почти умирал с голоду, и я взял его к себе.

– Это доброе дело. К тому же этот мальчик очень мил. Он кажется проворным и гибким, как шелковинка.

– Мы его так и прозвали, и это имя подходит к нему во всех отношениях.

– Я тоже так думаю, – ответил Монбар.

Он выпил, прищелкнул языком, со стуком опустил стакан на стол и взглянул своему собеседнику прямо в глаза.

– Конечно, все это очень трогательно, – сказал он, – но не поговорить ли нам о другом?

– Я очень этого желаю, но о чем?

– О том, каким образом мы проберемся в Маракайбо и как там будем себя держать; вы не находите, что этот предмет интересен для нас?

– Да, конечно, но я не смею приступить к нему без вашего согласия.

– Очень хорошо; говорите, друг мой, я вас слушаю.

– Должен вам признаться, любезный Монбар, что при моем необразованном уме и недостатке воображения я предпочел бы, чтобы именно вы потрудились составить план, который затем объяснили бы мне и который я был бы готов исполнить; это очень упростило бы мою задачу.

– Вы возводите на себя напраслину, друг мой, – ответил Монбар с тонкой улыбкой, – но если вы непременно этого желаете и дабы не терять драгоценного времени на ненужные комплименты, я охотно представлю вам выработанный мною план, который, разумеется, мы обдумаем вместе.

– Ваше здоровье!

Флибустьеры чокнулись стаканами, опорожнили их, и Монбар снова заговорил:

– Могу я говорить с вами откровенно и без всякой сдержанности? – осведомился он, вопросительно взглянув на Филиппа.

– Сделайте одолжение.

– Точно могу?

– Я клянусь вам, Монбар, – искренне ответил молодой человек и протянул ему руку, которую флибустьер тотчас пожал.

– Хорошо! – сказал он. – Надеюсь, мы поймем друг друга.

– Я убежден в этом.

– Сначала поговорим о фактах.

– Конечно.

– Какие бы причины ни заставляли действовать вас и меня, мы стремимся к одной цели – захватить Маракайбо.