А пять лет спустя после того, как Дара сжег их город и убил их семьи, тохаристанцы – скорее всего, во главе с теми выжившими, которых он пощадил, – вошли в город с войском Зейди аль-Кахтани. Они перевернули сектор дэвов вверх дном. Они рыскали по улицам, пока не нашли дом его семьи.

Они совершили свое возмездие, и теперь это будет преследовать Дару во всех его воскрешениях…

Громкие голоса в дальнем конце зала донеслись до его слуха, выводя Дару из воспоминаний.

– …если джинны хотят возвращения своих соплеменников, они могут прийти комне и сдаться, – говорила Манижа на повышенных от гнева тонах. – Великий храм не имел права вмешиваться!

– Они боятся тебя, – взмолился знакомый голос. – Бану Манижа, они в ужасе. Каких только слухов мне не понарассказывали… Мол, твой Афшин пьет кровь и пожирает сердца своих врагов. А всех, кто тебе препятствует, ты отдаешь в рабство ифритам!

Дара поморщился от слов Картира, верховного жреца дэвов, отсюда он видел его остроконечный лазурный колпак и малиновую мантию. Дара подошел ближе, держась вне поля зрения. До взятия города он бы никогда и не помыслил так откровенно шпионить за бану Нахидой. Но Манижа продемонстрировала, что, по меньшей мере, один из ее секретов – яд, отравивший Гезири, – нес смертельную опасность, и хотя Дара по-прежнему верил, что служит на благо их народа, было бы лучше не оставаться в полном неведении.

– Вот если бы они сразу пришли ко мне, то убедились бы, что все это полная чушь. – Манижа сидела на троне, в платье цвета золота и индиго, ее чадра невесомыми складками свисала с кос, заплетенных в венок. Каве, по обыкновению, стоял возле нее и с беспокойством следил за разговором.

– Они к тебе не придут. Особенно после того, что случилось с Гезири. Этот яд был ударом ниже пояса, госпожа. Говорят, что магия исчезла из-за того, что ты извратила свой целительный дар и Создатель покарал тебя.

Манижа приосанилась:

– В это верят и первосвященники? И что же, ты заламывал руки, когда встречался с джиннами и науськивал против меня наш народ в храме, который построили мои предки? Тебе стоит вспомнить, что наша вера прославляет мою семью – это мы должны вести вас, а не наоборот.

– Вы должны выполнять роль наместников, – поправил Картир, и Дара не мог не восхититься его мужеством, хотя его слова усилили беспокойство, росшее в его душе. – Нахидам было вверено заботиться об этом городе и его жителях, обо всех. Это ответственность, бану Нахида. А не привилегия. Молю тебя, отрекись от насилия. Отпусти джиннов, которых держат в заложниках во дворце, домой.

Ответил Каве, возможно, заметив ярость, полыхающую в глазах Манижи:

– Это невозможно, Картир, и, при всем уважении, это не твоя юрисдикция. Это политика. Заложников держат все, и прямо сейчас это один из наших главнейших козырей.

– Так правил Гасан, – упрекнул его Картир. Он пересек комнату и занялся одной из огненных купелей, заменив почти догоревшие благовония свежим кедром. Он говорил тихо, но Дара прекрасно расслышал его следующие слова, ибо они копьем пронзили его сердце. – Так правил и последний Совет Нахид… пока не потерял поддержку своего народа.

– Святотатство, – процедил Каве с неподдельным гневом на лице. Не было более верного способа стряхнуть с Каве весь его политический прагматизм, чем обидеть женщину, которую он любил. И это все больше и больше беспокоило Дару – Маниже не нужны были советники, которые говорили только то, что она хотела услышать. – Последний Совет Нахид не потерял поддержку народа – они были убиты горсткой пескоплавов, помешанных на своих грязнокровках.