Детей Гезири, погибших с бенгальскими огнями в руках. Всех тех, у кого, как справедливо заметил Али, выбора не было.
Нари выругалась, громко и красочно, вспугнув голубя, дремавшего на карнизе ближайшего мавзолея. Затем встала и вернулась к Якубу, надеясь, что еще не слишком поздно.
Они ждали ее у входа в аптеку. Якуб кутался в шаль, которую всегда надевал, возвращаясь домой, и заметно нервничал, перекладывая трость из рук в руки. Али с мрачным видом стоял рядом, еще более отчужденный от проходящих мимо людей, чем обычно.
Якуб, заметив ее, цокнул языком:
– На тебя никаких нервов не напасешься.
– Я не хотела никого беспокоить, – тактично извинилась Нари. – Просто… мне нужно было побыть с собой наедине, подумать. – Она смотрела на Якуба, все время чувствуя на себе тяжелый взгляд Али.
Аптекарь был недоволен.
– Молоденьким девушкам лучше бы думать, не выходя из дома, – проворчал он, поправляя шаль. – Так оно безопаснее. – Он кивнул на дверь: – Я там оставил тебе бобов и хлеба.
Нари решила пропустить комментарий про «молоденьких девушек» мимо ушей.
– Спасибо, дедушка, – ответила она просто. – Передавай семье мои благословения.
Как только Якуб ушел, Али шагнул к ней:
– Нари, прости меня. Ты права, это не мое…
– Ты все мне расскажешь, – перебила она. – Что с тобой сделали мариды, какие еще мифы и легенды ты скрывал о войне, о печати Сулеймана – обо всем, слышишь? Больше никаких тайн.
Он моргнул:
– Да, конечно…
Нари оборвала его жестом:
– Я не закончила. Если мы собираемся это сделать, слушай меня внимательно. Мы должны быть осторожны. Никаких самоубийственных выходок и речей, за которые нас где-нибудь убьют. Я и близко не подойду к бану «Я-Переломаю-Ваши-Ноги-Силой-Своей-Мысли», пока мы не придумаем план, который покажется мне – подчеркиваю, не тебе – надежным.
Али просиял:
– То есть… ты поедешь со мной в Та-Нтри? Ты не хочешь остаться в Каире?
– Конечно, я хочу остаться в Каире! И если бы Дэвабад не оказался в руках Нахиды-убийцы, на счету которой столько трупов, что тирания твоего отца кажется детским лепетом, я бы так и поступила. Но, как ты и сказал, – неохотно добавила она, – народ полагается на нас.
Его глаза светились от гордости. Боже, Нари хотелось его ударить.
Он положил руку на сердце:
– Для меня будет величайшей честью сражаться с тобой…
Нари раздраженно шикнула, заставляя его замолчать. Лучше она будет вести себя грубо, чем даст понять, как рада, что он не ушел без нее.
– Нет. Брось это. Я пока ни на что не соглашалась, слышишь? – предупредила она, погрозив ему пальцем. – Однажды я уже появилась без приглашения при дворе у джиннов, которые что-то не поделили с моими предками, и это прошло не слишком гладко. Если в Та-Нтри все пойдет не по плану, ноги моей там не будет.
Тень того, что раньше могло быть улыбкой, тронула его губы.
– Тогда я почту за честь быть тобой покинутым. – Выражение лица Али смягчилось. – Спасибо тебе, Нари. Я не думаю, что смог бы пройти через все это без тебя.
– Ты тоже ничего, – проворчала она, сражаясь с эмоциями, гложущими сердце.
Теперь Али улыбнулся по-настоящему, впервые за все время с осады города.
– И что же мы будем делать дальше, раз уж ты за главную?
Нари кивнула на ханджар Мунтадира:
– Будем покупать лодку.
11
Дара
Дара поморщился, наблюдая, как юноши, выстроившись перед ним в шеренгу, выпускают стрелы в деревья, в траву, в далекий шатер – другими словами, куда угодно, кроме своих мишеней.
– Они хоть чуть-чуть… совершенствуются? – спросил он наконец.
Ношрад, один из его первых воинов, выглядел мрачно.
– Они понемногу учатся стрелять прямо вперед, а не друг в друга.