– Почему? – опять удивилась Люська.

– Такие были порядки. Считалось, что в школе, где много пишут внаклонку, распущенные волосы будут мешать. Так, наверное, и есть на самом деле. Как ты думаешь?

– Ну… вообще-то… иногда мешают. Приходится их без конца за уши заправлять.

– Вот видишь! – сказала мама и замолчала, погрузившись в воспоминания.

Люська, которой было очень интересно, потеребила ее за руку.

– Ну, мама! Не вздумай заснуть. А туфли? Какие у тебя были туфли? Какой высоты тогда были каблуки? Какой формы?

– Каблуки-то? Каблуки, на которых тогда ходили все мои одноклассницы, назывались школьными.

– И какие же они были?

– Такие, которые наша бабушка сейчас любит: низенькие, толстенькие и устойчивые.

– Ой, не могу… – залилась смехом Люська, представив себя на линейке первого сентября в бабушкиных туфлях.

– Босоножки на каблучках мне впервые купили только к выпускному вечеру по поводу окончания восьмого класса, – продолжила мама. – Так я, представь, целый месяц по вечерам дома училась на этих каблуках ходить.

– Неужели в восьмом классе вам не хотелось как-то выделиться, ну… отличаться от ребят младшей школы? – удивилась Люська.

– Конечно, хотелось, но одеждой мы не могли выделиться. Повторяю тебе, неразумной, что у нас была строго обязательна школьная форма. Единственно, чем мы отличались от малышни, это школьными сумками. На них учителя с администрацией почему-то не посягали. Видимо, в их циркулярах сумки не были обозначены.

– Ну и? – подбодрила маму Люська, ожидая снова услышать что-нибудь удивительное, и не ошиблась.

– До восьмого класса все ходили с портфелями, причем не с такими цветастыми, как у нынешних младшеклассников, а с черными или коричневыми. А в восьмом девочки заводили себе школьные сумки. Они иногда продавались в магазинах и походили на кошелки для продуктов, тоже строго черного или коричневого цветов. А та девочка, которая не успевала купить себе такую сумку, клянчила у мамы хозяйственную, желательно тоже темненькую.

– И что? Так и ходили с хозяйственными?

– Бывало. У тети Веры была такая сумка.

– А у тебя?

– А мне мама купила настоящую, школьную. Верка мне здорово завидовала тогда.

– Мам, а мальчишки как же, так и ходили с портфелями до окончания школы?

– Кое-кто ходил, но высшим… – Мама покосилась на дочь и со смехом произнесла: – Но высшим попсом у них считалась плоская лепешкообразная папка на почти круговой «молнии».

– Что значит «папка»?

– То и значит, что папка – без ручек, ее под мышкой носят.

– Под мышкой? Без ручек? Так это ж неудобно!

– Возможно, зато попсово! А зимой на ней здорово было с горок ездить!

– И вы ездили?

– Ага! На папину мы вдвоем умудрялись садиться!

– Мам, ты так и не рассказала, как же вы все-таки с ним познакомились.

– А вот так, – продолжила мама. – У нас в школе тогда не было кабинетной системы, как сейчас у вас. Мы весь день учились в одном классе, если не считать физкультуру, домоводство, химию и иностранный, где класс разделялся на две группы. У нас только учителя менялись.

– А физика? Как же приборы? Лабораторные? – удивилась в очередной раз Люська.

– Был, конечно, специальный кабинет, но он предназначался строго для старшей школы. Восьмиклассников туда только на лабораторные и пускали.

– А домоводство, мам, что за предмет?

– Н-ну, вроде вашего труда для девочек.

– А-а-а… Мам, давай больше не будем отвлекаться, ладно. Рассказывай про папу!

– Ну так вот, представь: кабинетной системы нет, мы находимся на третьем этаже, а папин класс – на четвертом. Как быть? Как того удивительного молодого человека в синих клешах увидеть? И я зачастила на четвертый. Мне очень хотелось, чтобы он меня заметил.