Оказывается, если долго не отрывать взгляда, можно увидеть речные волны. И даже гладкие камешки на дне. И даже корни прибрежных ив, омываемых холодными струями. Очень холодными и прозрачными.

Я опускаю в воду руку и ловлю пальцами холод, и резкий, и приятный. Хочется упасть в эту реку, погрузиться с головой… Я чувствую, что вода сейчас поглотит меня и затянет, но клонюсь все ниже и не могу поднять лицо. Голова кружится, ледяная влага пронизывает, как тысяча стальных ножей. Что это, воронка, водоворот? Я же утону! Но нет, пальцы ног почти сразу касаются дна, а течение оказывается не таким уж сильным. Я выбираюсь на берег по скользкой речной гальке. Ноги у меня босые, но наступать на камни не больно. Холод ушел, я его уже не чувствую. Мне помогают выбраться на берег, откуда доносятся сквозь шум речной волны громкие и веселые человеческие голоса.

Мой табор стоит на берегу. Я в этом таборе родилась и жила всегда. Здесь все мои родные. Вон ту девочку с бусами красного янтаря на шее, зовут Милица, а кучерявого длинноногого мальчишку с подсохшей ссадиной на лбу – Марко. Я бреду босиком по холодной траве. Женщины развешивают на ветках деревьев выстиранную одежду, громко обсуждая свой скудный заработок от гадания, от лечения заговорами деревенских детей. Девушки хлопочут у костра. Мужчины в стороне увлеченно разговаривают, показывают друг другу свои ножи, сравнивая качество ковки. Прислоняюсь спиной к шершавому прохладному стволу старого дерева и закрываю глаза. Опять мне снился сон про совсем другую жизнь. Жизнь, где нет пронизывающего холода и изнуряющей жары, где чисто и светло, где дождь не проникает в теплое жилище, дети не плачут от голода и не болеют от плохой еды… А все же я больше люблю эту, настоящую жизнь!

Милица кричит на меня:

– Опять без дела бродишь?! Ну-ка, давай воды принеси! – и сует мне в руки ведро. – Как вечер, так купаешься! А в ведро воды набрать не уговоришь! Сегодня опять в воду полезешь? И все по темноте! А ну как не вытащат тебя? Утонешь ведь!

Я торопливо спускаюсь вниз, приподнимая подол, спотыкаясь о корни деревьев, вхожу в воду и ловлю ведром прозрачные струи. Подняться на высокий берег с тяжелым ведром не так просто, как спуститься вниз, камни осыпаются, цепкие корни путаются в ногах… Милица принимает у меня ведро, спешит к костру и ловко подвешивает его на треногу. Я бестолково суечусь рядом.

Мне поручено самое приятное: купать малышей Анисью, Магду и Митю. До чего же я люблю их купать! Дело непростое: Богу помолясь, сначала надо выкопать ямку в земле, ровно такую, чтобы детям было удобно, потом выстелить ее соломой и свежими листьями лопуха, а потом клеенкой, которая в таборе одна и стала уже ветхой, но не дай господи порвать ее – детей не в чем купать будет. Это так делается летом. Когда похолодает, сначала в ямке нужно будет прожечь костер и оставить стенки теплыми.

Моя сестра Ружана держит на одной руке голенькую Анисью, а второй рукой сжимает пухлую ладошку Митьки. Магда постарше, она стоит рядом в ожидании. Анисья дергает Ружану за косу и смеется. Какой же у нее нежный и милый голосок! Ружана и Магда тоже смеются. Я наливаю в клеенку воду из тяжелого ведра. Дети радостно плещутся сначала в теплой, а потом и в остывшей водичке, не мерзнут. Анисье и Магде нужно еще прополоскать волосы в настое березового листа, чтобы не путались и росли косами, а не «кудлами», как говорит бабушка Софья.

Купание заканчивается громким ревом – дети не хотят покидать остывшую купель. Мы с Ружаной заворачиваем их в шали и поим теплым молоком из глиняных кружек. А потом любуемся их сладким засыпанием… И наконец относим в палатку, где Марфа кормит грудью еще одного малыша – беленького приемыша Алешеньку. Она его любит едва ли не больше, чем родного сына. Потому что он такой крошечный и болезненный…