Скульптор не стал её догонять. Если говорить совсем уж откровенно, то он и сам очень разнервничался. Они не виделись пятьдесят лет. О чём вообще говорить с человеком, которого ты любил полвека назад, особенно когда расставание было таким тяжёлым.

Любовь Михална вернулась на своё место. Вергильевы уже спали. Только дочка сидела на краешке кровати и продолжала смотреть в окно. У неё было очень умное лицо. Сложно описать подобных людей и объяснить, что же можно углядеть в их профиле такого, чтобы поставить в деле пометку: «с мозгами». Но вот увидишь – и сразу поймешь. Внешность у девочки была выразительной, хотя красавицей не назовёшь: большой поломанный нос, острый подбородок и огромные усталые глаза. Она теребила белёсые волосы и сосредоточенно о чем-то думала. Любовь Михална тихо спросила:

– И стоила та тетрадка ссоры с матерью?

– Нет, – тихо проговорила девочка. – Я новую давно завела.

– А чего тогда злишься?

– Ну, – она пожала плечами, – я, в общем-то, не злюсь, просто не очень-то люблю с ней разговаривать. Она сбивает меня с мыслей.

– Каких же?

Школьница подозрительно посмотрела на Любовь Михалну. Минуту она таранила старуху взглядом, но потом коротко кивнула и потянулась за рюкзаком.

– Понимаете, я рисую мангу.

– Чего?..

– Ну… манга – это такая книжка с картинками. Что-то вроде японских комиксов. – Девочка вытащила из рюкзака школьную зелёную тетрадь, но вместо задач и примеров в ней были наброски людей. – Понимаете, я всё никак не могу понять, чего не хватает моему герою. Я смотрю на него, и он кажется мне совершенно обычным.

– А что плохого в этом? – Любовь Михална потянулась за тетрадкой и принялась рассматривать эскизы мальчика с большой головой.

– Нет ничего плохого, но он – главный герой, поэтому должен чем-то выделяться. Мальчик мечтает совершить кругосветное путешествие и собирает команду.

– Угу… – протянула старуха, – теперь я понимаю, о чём ты. Он ведь совершенно не похож на мальчика-исследователя.

– Да… я перепробовала разные варианты, но когда я добавляю детали, то мне кажется, будто он получается ненатуральным…

Любовь Михална почесала за ухом. Она всегда так делала, когда нужно было решить сложную задачу, и совершенно не думала о том, зачем вообще этим занимается, и даже роковая встреча вылетела из головы. Уже гораздо позже она призналась мне, что её тогда перещёлкнуло: она словно забыла, и где находится, и сколько ей лет, чтобы так баловаться с картинками. Несолидно.

– Нарисуй карманы и жилетку.

– Что? – удивилась юная мангака.

– Есть карандаш?

Девочка протянула Любови Михалне розовый короткий карандашик, который, к слову, был очень хорошо заточен ножиком.

– Всё просто. Если ты добавишь на его штаны больше карманов, то он сможет туда положить разные штуки для путешествия. Пусть у него всегда будет с собой всё, как у Вассермана.

– Кого?

– Не бери в голову, – Любовь Михална выдохнула, посетовав на необразованность нового поколения, – Вот. А если ты добавишь жилетку с высоким воротом, то она сможет спасти его, например, от ветра. – Старуха зачиркала по бумаге, добавляя деталей. – И пусть ещё будут какие-нибудь напульсники или браслеты на руках. Не знаю… просто хочется.

Любовь Михална протянула тетрадь с пометками, и лицо девочки просияло.

– Как же я сама не догадалась… Решение было так просто. Спасибо вам большое. Я знала, что вы мне поможете. Художник художника издалека заметит.

Школьница весело улыбнулась, а старуху передёрнуло. Любовь Михална стала доказывать юной спутнице, что никакая она не художница, а самая обыкновенная пенсионерка. Но девочка уже ничего не слушала, только рисовала и рисовала – всю ночь напролёт. Иногда она протягивала тетрадь и вновь просила о помощи. Для Любови Михалны это было довольно просто. Она знала, как рисовать, у неё была база, которой не было у девочки, поэтому та жадно глотала всё, что говорила Любовь Михална.