Неудачный оборот, тяжелая фраза…

Меня взяли за шкирку, уложили между страницами – и прихлопнули. Типографским прессом. Плоский, ломкий, как засушенный лист, я смотрел в окно на больничный сад. И боялся обернуться.

Дежурная медсестра с любопытством поглядывала на нас.

– Вот деньги, – я достал позорные триста баксов. – Больше нет. Возьми, вдруг понадобятся. Если что, я раздобуду еще.

Деньги бывшая взяла, не чинясь.

– Звони в любое время. Днем, ночью…

– Хорошо.

– Если дождешься врача, звони сразу.

– Да.

Диалог без смысла. Я такие вычеркивал. Или сокращал без жалости.

– Может, чайку? – вдруг спросила медсестра. – С коржиками?

Обратно он решил ехать на метро.

Минут семь пешком от неотложки до Деревянко, если не будет троллейбуса. Еще три остановки, и – здравствуй, "дорога под землю", как поет Гарик Сукачев. "Прекрати! – одернул он сам себя. – Накаркаешь! Какая еще "дорога под землю"? Антошка выкарабкается…"

Двусмысленный оборотец засел в голове. Поездом циркулировал по лабиринту извилин. "Осторожно, двери закрываются!" – и грохочущая темнота.

Троллейбусный круг пустовал. Оскальзываясь через два шага на третий, Золотарь двинулся прочь от больничного комплекса. За заборами текли звонкой капелью обледенелые ветки вишен и абрикосов. В сосульчатых "бородах" искрилось по-весеннему яркое солнце. Пускало в глаза стайки "зайчиков", желая растормошить хмурого прохожего. Человек в ответ лишь щурился с досадой и топал дальше.

Перекресток.

За светофором ждет троллейбус.

"Дорога под землю, в ступени и стены, – хриплый, бандитский голос Сукачева бесом сидел на плече. Хихикал, подначивая. – Дорога под землю, в норы железных кротов…"

– Попал! – молодецки заорал в ухо краснощекий крепыш. Он хотел крикнуть что-то еще, но поперхнулся и закашлялся. Золотарь шарахнулся от идиота, едва не угодив под колеса. Он уже нырял в нагретое телами, душное нутро троллейбуса, когда в спину долетело:

– Попал… кхы-кхы!.. ПАПАЛНЕНИЕ счета!

Впервые за сегодняшний день Золотарь улыбнулся. От тряски и духоты его развезло, как пьяного. Он едва не проехал свою остановку – вскинулся в последний момент, расталкивая народ, вывалился наружу…

"Дорога под землю, в норы зеленых змей, дорога под землю, в Ад!"

В метро он неожиданно успокоился. В переполненном вагоне "я" исчезло, теряя неповторимую индивидуальность. Боль? страх? ожидание? – все растворилось горсткой соли в бочке воды. Пассажир, человек без лица.

Один из.

Равнодушен, как Кей, сложивший из льдинок слово "вечность", он глядел на толчею курток, дубленок и шуб. Глаз вычленял из общей "пассажирности" тех, кто даже в людской каше закуклился в особый, личный кокон. Пышная дама уткнулась в карамельный "покет" Донцовой. Очкарик, вдавлен в угол соседом-амбалом, прикипел взглядом к дракону на обложке "Фэнтези-2009". Верзила в ветровке, легкой не по сезону, азартно терзал кнопки мобильника. Телефон в ответ разражался немелодичными трелями.

При известной доле воображения в них можно было распознать выстрелы. Пиф-паф, ой-ой-ой, привезли меня домой…

…застиранные простыни. Капельница. Кислородная маска. По экрану ползет зеленый червячок. Дергается из последних сил…

Он столько раз видел это в кино, что на миг поверил: да, я побывал в палате Антошки. Это его червячок. Его капельница. Призрак больницы, мелькнув в черном стекле дверей, сгинул без остатка. Дыхание сбилось, уши заложило пробками, как в самолете. Стоявший рядом старик повернул голову: кто это тут сопит? Он кивнул старику: все в порядке. Нервы. Извините.