– Чушь! Ему принадлежат мысли наши. Больше никому… Он мысли нам поручает и наблюдает, как мы ими распорядимся. Оставим без внимания или воплотим в жизнь. Вот ведь как!.. А мне грезится, что могу воспарить, изменить, исправить… Это что же получается? Миссия?

– Не исключено.

Кулик замахал руками:

– Что вы такое говорите!

– Очень может быть.

– Неужели, в самом деле, миссия?

– Почему нет?

– Страшно-то как! Прости, Господи!.. Сердце заходится! Готов ли?

– Почему не готов?

– Ой, не знаю… А если шутка?

– Разве такими вещами шутят?

– А знаете, а пусть будет шутка. Шутка – хорошо! Лучше всего, когда шутка!.. Хотя осознавать горько. Но это еще можно пережить. А миссию не исполнить?! Это что же со мной, со всеми нами будет?! Пусть лучше шутка, правда?

– Мне сложно что-то добавить к сказанному…

– Это вы правы. Не добавить – не убавить… Сдается мне – все же не шутка… Что, будем следовать, да?

– Будем.

– А пусть смеются, нам не привыкать. А мы будем уверенно следовать, так?

– Так.

– Придется воспарить. Хотя бы попытаться… Буду пробовать. Раз за разом… Фанатик своего рода. Видите как?.. Знаю, что буду наказан. Достанется, конечно. Еще как! Непременно… Видите, сомневаюсь, страдаю… Не зачтется. Боюсь, не зачтется… По-хорошему, вам теперь другой поводырь нужен – человек твердый, уверенный. Семижильный, как говорится… Ошиблись вы в своем выборе, вот что.

– Не ошибся.

– Нет?

– Нет.

– Имейте в виду: если мне встретится человек, который из лучших побуждений скажет, что вовсе не важно, воспарю я или нет, что неважно, переменится мир к лучшему или все останется как есть, который из лучших побуждений скажет, что главной ценностью во всем этом священнодействии является сама светлая идея, то обстоятельство, что она явилась мне убогому и поглотила меня с потрохами, сей доброхот тотчас сделается главным моим врагом… Скажу больше: он сделается главным врагом человечества. Это вам нужно запомнить.

– Я запомнил.

– Я обязан воспарить. И всё… Это нужно запомнить. И вам, и мне.

– Я запомнил.

– В успехе не сомневаетесь?

– Не сомневаюсь.

– Люблю вас, дорогой мой человек. Как будто осознаете все, а продолжаете сопутствовать. Как тот слепой за своим слепым товарищем… А может статься и не ошиблись вы вовсе. И у того семижильного, которого я представил вам в качестве образчика, слабости имеются. Познакомитесь – убедитесь. Но его еще поискать придется, а я – вот он, прошу любить и жаловать… Кроме того, вряд ли он окажется носителем идеи спасения человечества. С риском для жизни, безусловно. Непреклонные люди мечтой, как правило, не отягощены… Так что он вам не подходит. Я же – в самый раз.

Кулик-парикмахер

Кулик сказал:

– Бог его знает, хороший вы человек или нет? Скорее всего, плохой. Негодяй, скорее всего. Если, к примеру, со мной сравнивать. Хотя одеты вы чисто, пахнет от вас хорошо, будто только из парикмахерской. Или из прачечной. У нас столько прачечных! Обратили внимание? Ума не приложу, зачем маленькому городку столько прачечных? А парикмахерских и того больше. К слову, среди парикмахеров – я лучший. И вообще лучший… То и дело себе перечу, так что вы на мои терзания внимания не особо обращайте… С другой стороны, разве это терзания?

Кулик-идеал

Кулик сказал:

– Я – своего рода идеал. Ибо окончательно очистился. По крайней мере, близок к тому, как никогда. Идеал. Или камертон… Идеал или камертон? Как лучше?.. А можно и то и другое, что скажете?.. Вот когда воспарю, осознаете, насколько я был прав. Вспомните и осознаете.

Павлин

Кулик сказал:

– Я о скромности и прочих выкрутасах больше не думаю. Все кудрявое и козлячье наскучило. Всему цену познал. Всему и всем… Видите ли, со дна все выглядит таким, как оно есть на самом деле. Со дна колодца звезды и днем увидеть можно… Вот писатели оттепели до изнеможения, до крови бились. Писатели, философы оттепели. Правда, когда грянуло лето, невольно возник закономерный вопрос: «За что бились»? Так всегда бывает. Воронка… Ныли, плакали, кончали с собой, уезжали. Вагонами, составами. Я многих знал. Иных провожал. Порой приходила на ум паскудная мыслишка, Господи, сколько же их? Уж сколько уехало, а кухни все полнехоньки. И говорят, и говорят. И прежде говорили, и теперь говорят. Всегда говорят. И там говорят, и здесь говорят. Много, смешно, беспомощно… Одним из главных моих выводов является следующий: на самом деле все люди счастливы. Все, без исключения. Большую часть жизни. То есть счастье – привычное состояние человека. Только иногда, если случается что-нибудь этакое грустное или страшное, случается, предположим, беда или болезнь – на какое-то время погружаемся в растерянность. Когда зуб болит или деньги украли, например. Но рано или поздно все возвращается на круги своя. Вновь наступает безмятежность, счастия сестра. Другое дело – благоденствие свое обозначить и оценить мы не умеем, ибо привыкли жаловаться друг дружке по малейшему поводу. Разве не так?.. Скажите по совести, разве не хочется вам пожаловаться мне?.. Молчите?.. Вот видите?.. Возьмите поминки. Только что покойный предан земле. И, если верить словам скорбящих, случилось непоправимое. Но за столом, уже через несколько часов после выноса тела царит оживление. Да уж мы с вами этой темы касались. И еще не раз к ней вернемся, ибо смертны, и думаем об этом непрестанно. Или вы сомневаетесь?