«В честном сомнении, поверьте мне, больше веры, чем в половине символов веры».
Его отец переехал в 1502 году в Филлах в Каринтии, где он занимался медициной до своей смерти в 1534 году. Теофраст был не по годам развитым мальчиком; после юношеского обучения у своего отца он поступил в Базельский университет, когда ему было около шестнадцати лет, после чего он занимался химическими исследованиями под руководством ученого Тритемия, епископа Спонхейма, который писал о Великом эликсире – обычном предмете ученых того времени, – и в Вюрцбурге. Оттуда он отправился в большие рудники в Тироле, тогда принадлежавшие семье Фуггеров. Здесь он изучал геологию и родственные ей отрасли знаний – особенно те, которые имеют дело с эффектами и, насколько это возможно, с причинами – металлургию, минеральные воды, а также болезни и несчастные случаи на шахтах и шахтерах. Теория познания, которую он вывел из этих исследований, заключалась в том, что мы должны изучать природу у природы.
В 1527 году он вернулся в Базель, где был назначен городским врачом. Характерной чертой его независимости, его ума, метода и замысла было то, что он читал лекции на местном языке, немецком, отказавшись от латинского языка, обычного до того времени для такого обучения. Он не уклонялся от смелой критики медицинских идей и методов, которые тогда были в ходу. Эффект этой независимости и обучения состоял в том, что в течение нескольких лет его репутация и его практика чудесным образом возросли. Но прошедшее время позволило его врагам не только увидеть опасность, которая им грозила, но и предпринять все возможные действия, чтобы ее избежать. Реакционные силы обычно – если не всегда – защищают себя, не обращая внимания на правильность или неправильность вопроса, и Парацельс начал обнаруживать, что личные интересы и невежество многих были слишком сильны для него, и что их беспринципные нападки начали серьезно вредить его работе. Его называли фокусником, некромантом и многими другими ругательными терминами. Тогда то, что мы можем назвать его «профессиональными» врагами, почувствовали себя достаточно сильными, чтобы присоединиться к атаке. Поскольку он внимательно следил за чистотой используемых лекарств, аптекари, которые в те дни работали в меньшей области, чем сейчас, и которые считали свою торговлю более продуктивной через хитрость, чем через совершенство, стали почти явными противниками. В конце концов ему пришлось покинуть Базель. Он отправился в Эсслинген, откуда, однако, ему пришлось вскоре уйти из-за крайней нужды.
Затем начался период скитаний, который фактически продолжался последние двенадцать лет его жизни. Это время было в основном временем обучения многими способами многим вещам. Пройденное им пространство, должно быть, было огромным, поскольку он посетил Кольмар, Нюрнберг, Аппенгалль, Цюрих, Аугсбург, Миддельхайм и путешествовал по Пруссии, Австрии, Венгрии, Египту, Турции, России, Татарии, Италии, Нижним странам и Дании. В Германии и Венгрии ему пришлось нелегко, поскольку он был вынужден добывать даже самые необходимые для жизни вещи случайными – любыми – способами, даже пользуясь доверчивостью других – составляя гороскопы, предсказывая судьбу, прописывая лекарства для животных на ферме, таких как коровы и свиньи, и возвращая украденное имущество; такая жизнь действительно была уделом средневекового «бродяги». С другой стороны, как контрас он проделал достойную работу в качестве военного хирурга в Италии, Нижних странах и Дании. Когда он устал от своей бродячей жизни, он поселился в Зальсбурге в 1541 году под опекой и защитой архиепископа Эрнста. Но он не долго пережил перспективу покоя; он умер позже в том же году. Причина его смерти неизвестна с какой-либо определенностью, но мы можем предположить, что у него были крикливые враги, а также сильная поддержка из приведенных противоречивых причин. Некоторые говорили, что он умер от последствий затянувшегося дебош, другие, что он был убит врачами и аптекарями, или их агентами, которые сбросили его со скалы. В доказательство этой истории было сказано, что хирурги обнаружили изъян или трещину в его черепе, которая, должно быть, была получена при жизни.