– Ты хоть слышишь меня, чумная? – Артур, в который раз тряхнул ее за плечи.
Дамочка смотрела куда-то мимо него ничего не выражающими глазами. Потухший, полный скорби и несбывшихся надежд взгляд пугал и настораживал одновременно.
Отчаявшись достучаться до ее сознания, он глубоко вздохнул, оглянулся и, взяв за плечи, повел спасенную к скамейке, недалеко от входа в парк. Она шла, едва передвигая ноги, словно кукла. Будто ей врезали по щам, и она в жестком нокдауне. Артуру было знакомо это опасное состояние. Сердце норовило выпрыгнуть от избытка адреналина. Он посадил ее на скамейку, а сам начал нервно наматывать вокруг нее круги, пытаясь хоть как-то скинуть напряжение:
– Дура! Чего тебе дома не сидится? – уже не кричал, но в голос говорил он. – Место выбрала… Тьфу! Нет, чтобы тихо и спокойно вены порезать, в ванне или там, газ пустить пропановый! Мух помучить…
Женщина не реагировала. Артур начал вдруг замечать, как она хороша собой. Совсем не старая, но словно чем-то придавлена. Будто кто-то сильно огорчил светлого, ранее весьма позитивного человека.
Он остановился и, согнувшись в поясе, посмотрел ей в глаза:
– У меня таблетки есть по рецепту, специальные, вот. Штук сорок… Нет, всю пачку могу одолжить, ага! Отдашь как-нибудь… Вот! Тихо, мирно найдут тебя по запаху. Дней через пять-шесть. Хочешь? Твою мать! Ф-фух, слушай, чего с тобой?
Тут его взгляд упал на ее руку. Кольцо на безымянном пальце и впрямь было похоже на обручальное. Да и возраст подходящий: бабы сейчас с ранних лет замуж выскакивают! Его перенапряженный мозг сделал логичный вывод:
– О детях тебе надо думать, дура! О малых своих. Кому они нужны кроме тебя?
Внезапно женщина уронила голову на ладони и заплакала. Сначала тихо, затем плач перешел в рыдание. Плечи бедняжки сотрясала крупная дрожь. Артур осмотрелся и решил, что надо сваливать.
– Ты это, ладно… Сильно не расстраивайся – получится в другой раз. Уже без меня… Ну, давай, пока…
– Т-таня! – поток рыданий прервался. – Я – Таня!
***
Вытирая платочком опухшие красные глаза, она рассказала ему, почему вдруг решила навестить городской морг. Сбивчиво и путанно Татьяна говорила про Максима, своего девятилетнего сына. Малой появился на свет с врожденной патологией. Артур понял только, что это было как-то связано с сердцем. До поры до времени, Макс рос вполне обычным жизнерадостным пацаном. Не так давно Сашка – наглый соседский говнюк, как она сказала – подбил его на спор: на одних руках залезть по шестиметровому громоотводу.
В кафешке, куда Артур привел ревущую Таню, было шумно и ему пришлось изрядно напрягаться, чтобы уловить суть рассказа. Так вот, парень справился! Он залез и коснулся рукой наконечника. Уже слезая, то ли от усталости, то ли еще почему – как ей потом рассказали те же мальчишки – Макс внезапно перестал держаться и рухнул вниз. Высота была уже небольшая, но малец не встал.
Открыл глаза мальчик только через два дня. Татьяна все это время была рядом с ним. Врач совсем ее не обнадежил, даже наоборот: падение послужило катализатором, пробудившим спавшую в глубине организма Максима болезнь. Если бы не этот глупый случай, он вполне бы мог умереть глубоким старцем-дедушкой. Теперь же…
– Так это, есть разные фонды, группы там, на эту тему? – развел руками здоровяк.
– Я зарегистрировалась, понимаешь, но даже в самом лучшем случае нет стопроцентной гарантии, что он будет ходить, да и просто жить как все. Просто доктор…
– … Постой, а муж, братья, родители? Ты же не одна? – поморщился Артур.
Татьяна глубоко вздохнула. Артур снова поймал себя на мысли, что ему необъяснимо нравятся черты ее лица, ее движения. Она не казалась дерганой истеричкой, хотя имела все права так себя вести. Таня была очень сдержана и с каждой минутой ее речь обретала все более четкую и логичную структуру. Сам он так не умел, спотыкался на каждом слове, путался и потому очень уважал тех, кто разговаривал понятно и по делу.