«Медовуху пьют, сволочи!»

Завеса соседней каморки вдруг поднялась. Возникший на пороге жилец на матроса не походил совсем. Это был эльдар в гербовом колло,8 только вместо коронованной птицы на нём был изображён вставший на дыбы единорог. Увидев капитана, он икнул и глупо отсалютовал.

В ещё большем недоумении, Феранор добрался до ведущего на верхнюю палубу люка. Взобравшись по трапу, он встал, расставив для устойчивости ноги, хмуро огляделся вокруг. От увиденного дыхание застряло в груди, а глаза начали лезть из орбит.

Он увидел берег, размытой зелёной тенью тянущийся по правую руку. По левую – расстилался бескрайний простор синих волн, увенчанных белыми барашками пены. Над головой ветер раздувал большие белые паруса. В лазурной вышине неба мелькали белые чайки, насмехаясь над ним протяжными скрипучими голосами.

– Дорогу!

Босой матрос в белой рубахе, тащивший бухту верёвки, толкнул его плечом. Это привело Феранора в чувство.

– А-а-а! – заорал он.– Отродья Бездны! Гоблины! Висельники! Поворачивайте к берегу! Провалиться вам всем к Катмэ в задницу!

Ответом служил дружный хохот со всех сторон. Куда ни глянь – всюду одно и то же. Белые матросские рубахи, пёстрые полосатые штаны, яркие байданы и искаженные глумливым смехом рты.

Почему они смеются? Что в этом смешного? Разве они не понимают, что он должен возвратиться в свой рокментар? С него же шкуру спустят за опоздание… Командир посадит его под арест, лишит жалование на год, а может… Может, решит, что возвращаясь ночью он сбился с дороги и случайно ступил на землю квенов и лесные дикари всадили в него стрелу? Тогда его объявят погибшим, Талиан выплачет все глаза, а хозяин постоялого двора продаст его Джэслина морейским торговцам! В груди расползался неприятный холод.

– Что вы ржете, как ненормальные? Верните меня в порт!

– Это не возможно, милорд,– ответили ему с кормовой надстройки. – Мы в шестидесяти ланготэ9 от Киррбен-Фарродена.

Один эльдар, отличавшийся от прочих матросов только наличием меча в серебряных ножнах, смотрел на него с высоты кормовой надстройки. Феранор догадался, что перед ним капитан корабля. Он изобразил воинское приветствие и слегка поклонился, как равный равному. Заговорил, прикладывая все усилия чтобы голос звучал непринуждённо и весело, хотя готов был вырвать на себе все волосы, сломать мачту лбом, выпрыгнуть за борт и уплыть к берегу, невзирая на расстояние и акул.

– Айя,10 хеир! Представьте, какая неловкость: ваши ребята напились со мной вчера в кабаке и забрали с собой на корабль… К полудню я должен вернуться в свой рокментар, а вместо этого стою тут перед вами посреди моря. Смешно, да? Высадите меня на берег.

Капитан посмотрел на него с какой-то жалостливой снисходительностью, под которой чудилась скрытая насмешка и антипатия.

– К берегу не подойти из-за волн,– сказал он.– Так, что если хотите сойти, придётся терпеть до Риенлисета.11 Посему вернитесь к товарищам и…

– Риенлисета?! – Феранор схватился за голову. – Он же на другом краю моря!

Новый взрыв хохота оглушил его. Хотелось схватить ближайшего весельчака, придушить и выкинуть за борт. А затем второго и так передушить всю команду.

– Вы не понимаете, капитан,– снова заговорил он, дивясь собственной сдержанности. – Произошла страшная ошибка! На вашем корабле плывут меллорафонские уланы, но я-то не из их числа!

– Мы не плывем, а идём,– посуровел командир.– И мне, признаться, плевать, кто вы. Вас принесли мертвецки пьяного слуги посла. Объясните это ему.

***

Окна каюты были распахнуты настежь и Феранор видел море, подсвеченное золотой полосой восходящего солнца. Пол покрывал ковёр. Над круглым столом раскачивалась клетка с щебечущими птицами. Рядом модель известного мира в подвижной раме, несколько рундуков. В такой обстановке широкая кровать с балдахином, смотрелась нелепо и чужеродно.