– Сэр рыцарь, – произнес молодой человек, – вы спрашивали меня, люблю ли я Христа?

– Да.

– Позвольте мне задать тот же вопрос вам.

Рыцарь не задумывался об ответе:

– Будь иначе, меня бы не было здесь.

– То есть, да?

– Какого черта, солдат, конечно да, – он стянул железную перчатку (странно не расставаться с ней и ночью) и вытер рукой взмокший лоб.

– И как вы к этому пришли? – продолжал допытываться юноша.

– Я не обязан отвечать юнцу, – начал закипать вояка, – но скажу. Через битвы, лишения, кровь, боль и отвагу. Что-нибудь из перечисленного знакомо тебе?

Он отстегнул наплечник, и молодой крестоносец увидел рубец внушительных размеров на левом плече.

– Нет на моем теле не тронутого подобными рисунками места, сарацинские художники писали свою вязь длинными черными копьями и острыми кривыми мечами. Вот через какие врата я пришел к Иисусу, не с высоко поднятой головой победителя, а еле вползая, обессиленный ранами и увечьями. Поэтому спрашивал каждого, выбравшего такой путь к Богу, любит ли он Христа.

– Так значит, все-таки через любовь? – прошептал ошарашенный юноша.

– Да, – подтвердил рыцарь, – через любовь, но не ту, которой жил и учил Христос. Что это за любовь, если через нее несется смерть, если ею прикрываются, как щитом, нанося последний удар.

– Как же понять тебя, рыцарь? – удивился молодой человек.

– Я и сам не понимаю себя, – ответил воин, – знаю только одно, Христос есть Любовь и его любовь к миру была естественным состоянием, не требующим напряжения и жертвы. Мы, не являясь таковыми по сути, вынуждены приспосабливаться к любви, приноравливаться к ее высокому дрожанию, как флаг на сильном ветру перестает полоскать и вытягивается в струну, а затем ломает древко. Не будучи любовью, мы прикидываемся ею, обманываем себя и …

Он замолчал. Грозный солдат, облаченный с ног до головы в железо, плакал.

– Я не знаю, люблю ли Христа или нет, по настоящему, истинно, – промолвил юноша.

– Уходи, – сказал, подумав, рыцарь.

– Откуда?

– Из похода. Сойдешь в Святой Земле, сдай оружие и возвращайся домой. Есть много путей к Богу, но пока под нашитым крестом прячется меч, вряд ли Бог подойдет к тебе, чтобы указать дорогу Истины.

Он развернулся и, осторожно переступая, чтобы не разбудить, через спящих крестоносцев, побрел к люку в трюм.

– А вы? – почти шепотом выдохнул молодой человек ему в след.

– А я останусь с теми, кому вложил в руки орудия смерти, радуясь хоть одной спасенной душе, – так же шепотом проговорил он и скрылся в урчащем чреве нефа.

Крестоносец озадаченно переваривал обе встречи. «Кто из них ангел, кто демон? – думал он. – Оба противоречили себе, оба отговаривали меня от выбранного пути, при этом старательно наставляя на него. Я не слушал священника, но слова его вошли в мое сердце, я взял оружие у рыцаря, но не хочу применять его, я иду к Богу, но ждет ли Бог меня там, куда я иду?»

Юноша улегся на сходню и смотрел на бесконечные миры до тех пор, пока «лебединая голова» не начала растворяться в наступающем утре, после чего провалился в сон. Он открыл глаза только к вечеру, вместе с радостными криками «земля, земля!» (очевидно, Святая), ржанием коней, учуявших близкую твердь, и громоподобными командами боцмана. Шатающееся до того без дела разноперое воинство, принарядившееся в белые накидки с красными крестами, столпилось по правому борту нефа, отчего рулевым на веслах пришлось подналечь, свое недовольство они выразили громко и ясно. Порядок на судне капитан навел подручными, в прямом смысле этого слова, средствами.

Крестоносец покидал неф так же, как и заходил на борт, то есть последним. У шторм-трапа рыцарь задавал (по привычке) каждому спускавшемуся один вопрос: «Не передумал?»